Освобожденный Эдем.
Шрифт:
В исторически короткое время западная цивилизация прошла стадию механического (мануфактурного) производства и перешла в стадию производства машинного. Это привело к невиданной ранее концентрации населения и появлению сверхгородов, мегаполисов: специфической техносоциальной среды, имеющей собственную онтологическую размерность. Если в аграрной фазе общество, не способное обеспечивать себя продовольствием, как правило, было обречено, то в индустриальной фазе такое общество уже могло неограниченно долго поддерживать свое существование за счет внешней торговли. Правда, это требовало соблюдение ряда условий, в частности — наличия высокого экспортного потенциала, мощных вооруженных сил, обеспечивающих соблюдение «правил игры», и строго очерченной позиции в мировой системе торговли. Тем самым индустриальная фаза подразумевает, по крайней мере, одно глобальное
Более того, поскольку в этой фазе зерновая зависимость индустриальных стран резко ослабевает, социальные системы их теряют непосредственную связь с текущей экологической ситуацией. Они обретают функцию пользователя глобальной природной среды. Так, Великобритания в XIX веке превращает свои территориальные биоценозы в свалку отходов промышленности, почти полностью обеспечивая население за счет внешней торговли: она везет хлеб и шерсть из Австралии, чайный лист — из Китая, получает мясо из Аргентины, а вина — из Франции.
В масштабах истории это означает, что человек в данной фазе становится верхним управляющим уровнем глобального биогеоценоза. Что же до локальных экосистем, которые не имеют прямой жизненной ценности, то он может либо уничтожать их, если они мешают, либо трансформировать (заново создавать) по мере необходимости. То есть происходит неизбежное онтологическое замещение: как ранее аграрный сектор по мере становления вытеснял сектор первобытный (охотничий), так теперь промышленная среда вытесняет среду аграрную. Во всяком случае, преобразует ее, ставя в зависимое, подчиненное положение.
Фактически, техносфера приобретает глобальный характер. Смыкаясь с социосферой, которая также наращивает свое бытийное измерение, она образует полностью искусственную среду, искусственную реальность, которая отделяет теперь человека от породившей его природной стихии.
Соответственно меняется и сам человек. Индустриальная фаза требует от него весьма специфических навыков: умения выживать в «человеческом муравейнике», обладающем повышенной агрессивностью, умения взаимодействовать с машинами и технологиями, зачастую чрезвычайно опасными, умения играть социальную (профессиональную) роль, заданную внешними контурами управления. Человек индустриальный, человек, с рождения и до смерти живущий исключительно в рукотворной среде, еще сохраняет, разумеется, инстинкты биологического существа, но теперь преобразует их в формы очень далекие от биологии. Это хорошо демонстрирует «индустриальная» демографическая динамика. Принято считать, что она имеет четкий экспоненциальный характер, то есть численность населения в индустриальной фазе развития должна со временем возрастать. Суммарно, в планетарном масштабе, так именно и происходит. Однако, стойкая корреляция между промышленным переворотом в той или иной стране и последующим резким снижением в ней рождаемости наталкивает на вывод, что для индустриальной фазы характерна демографическая стагнация. Видимо, в человеке ослабевает один из главных животных инстинктов — инстинкт размножения.
Таков главный итог индустриальной фазы: формирование мощной техносоциальной среды, в которой вынужден теперь обитать вид homo sapiens. Человек в известной мере освободился от деспотии природы, но превратился в вассала искусственного, рукотворного мира, обладающего ничуть не меньшими деспотическими характеристиками.
Теневая изнанка индустриализма стала особенно очевидной в конце ХХ века.
Вернемся к начальным цивилизационным периодам — архаическому и аграрному. Фазовый переход между ними получил название неолитической революции. Суть ее, как уже говорилось, состояла в замещении присваивающей экономики, основанной на собирательстве и охоте, экономикой производящей, основанной на земледелии и скотоводстве.
Это вызвало действительно революционные преобразования бытия. Впервые в истории человек, по выражению Г. Чайлда, «приступил к сотрудничеству с природой»12. Экологическая ниша вида homo sapiens значительно расширилась, а вместимость территорий для проживающего на них населения возросла на один, на два, а со временем даже на три порядка13.
Существенно
Центральным процессом, цивилизационным трендом, который дал начало преобразованиям неолита, явилось изобретение «оружия дальнего действия»: сначала копий и дротиков, а затем — лука и стрел. Значение этих технологических инноваций трудно переоценить. Опять таки впервые в истории человек получил возможность добывать пищу в количествах больших, чем необходимо для покрытия ежедневных потребностей. Значит, высвобождалось время, которое можно было использовать по собственному усмотрению, и энергия этого «освобожденного времени» начала постепенно материализоваться в религию, культуру, науку.
Вместе с тем, тот же технологический тренд вызвал громадный антропогенный кризис, который поставил раннее человечество буквально на грань вымирания.
«Археологам открываются следы настоящей охотничьей вакханалии верхнего палеолита. Если природные хищники, в силу установившихся естественных балансов, способны, как правило, добывать только больных и ослабленных особей, то оснащенный охотник имел возможность (и желание) убивать самых сильных и самых красивых животных, причем в количестве, далеко превосходящем биологические потребности. Обнаружены целые «антропогенные» кладбища диких животных, большая часть мяса которых не была использована людьми… Жилища из мамонтовых костей строились с превышением конструктивной необходимости, с претензией на то, что теперь называется словом «роскошь». На строительство одного жилища расходовались кости от 30 до 40 взрослых мамонтов плюс множество черепов новорожденных мамонтят, которые использовались в качестве подпорок и, видимо, в ритуальных целях. Около жилища иногда располагались ямы-кладовые мамонтовых костей… Загонная охота приводила к ежегодному поголовному истреблению стад.
По мнению многих палеонтологов, активность человека стала решающим фактором исчезновения с лица Земли мамонтов и целого ряда других животных. Могучие охотники верхнего палеолита впервые проникли на территорию Америки, быстро распространились от Аляски до Огненной Земли, полностью истребив всех крупных животных, в том числе слонов и верблюдов — стада, никогда прежде не встречавшиеся с гоминидами и не выработавшие навыки избегания этих опаснейших хищников. Истреблением мегафауны сопровождалось и появление людей в Океании и Австралии…
Присваивающее хозяйство зашло в тупик. Природа не могла бесконечно выдерживать давление со стороны столь бесконтрольного агрессора. Неограниченная эксплуатация ресурсов привела к их истощению, разрушению биоценозов и обострению межплеменной конкуренции… Население средних широт планеты сократилось в 8 — 10 раз»13.
На языке социомеханики это означает, что возникший внутри архаической фазы цивилизационный тренд (в данном случае — появление «оружия дальнего действия») оказался несовместимым с базисными структурными принципами этой фазы («вписанностью» первобытного человека в глобальную планетную экологию), что привело к системному кризису данной фазы и структурной ее перестройке, которая обрела характер экологической катастрофы.