От Альп до Гималаев
Шрифт:
В тот же вечер в мою келью заглянул профессор Густас.
— Не переживай, брат, что так получилось с твоей первой обедней. Руководство решило, что ты несколько позднее отслужишь ее, и именно в Гиманджунге, где ты начал свой путь миссионера. Приедут ректор, клирики. А пока заменишь Фасати.
Настроение мое несколько улучшилось, и я пошел в собор на вечернее богослужение.
Прозвучал колокольчик, извещая, что настало время отдыха. Я вернулся из собора в свою келью.
— Вставай!.. Бежим!..
Я сел на кровати и не мог понять, где нахожусь и что произошло. Когда же ощутил запах дыма и увидел отсвет пламени, то, словно подброшенный пружиной, выпрыгнул из постели. Разия набросила мне на плечи одеяло, и мы выбежали в коридор, но путь нам преградило бушевавшее пламя. Пробиться сквозь него было невозможно. Мы метнулись к окну, но сквозь него языки пламени уже врывались в комнату. Начал рушиться потолок. Падающая балка сбила меня с ног, я стал задыхаться, пытался подняться, но потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то понял, что лежу на улице. Неподалеку горел собор. Люди метались, кричали, причитали. А пламя бушевало. Казалось, что горело все кругом - и земля и небо.
Я вновь потерял сознание.
Очнувшись, я сообразил, что меня куда-то везет рикша. Болели лицо, руки. Один глаз ничего не видел. Меня охватил ужас. Неужели я ослеп? Что с миссией? Почему вспыхнул пожар? Что с Разией?
Меня привезли в больницу иезуитской миссии. В коридоре лежали дети и миссионеры, получившие ожоги. Вокруг раздавались стоны и плач. Я лежал в углу и, стиснув зубы, старался молча переносить боль. Я спросил лежавших рядом со мной, что стало с миссией... Одни говорили, что все сгорело дотла, другие утверждали, что сгорели только жилые корпуса.
Прошло несколько дней, и к нам стали наведываться миссионеры, чтобы ухаживать за пострадавшими. Среди них была и Разия. В то время, когда я готовился к посвящению, она посещала курсы медицинских сестер и теперь вместе с миссионерками работала в больнице. Я горячо поблагодарил ее за спасение.
Она ничего не ответила, только наклонилась и поцеловала меня. В ее глазах блеснули слезы. Разия прошептала мне на ухо:
— Теперь я от тебя никуда не уйду. Если индуска полюбит, она никогда не покинет любимого.
Только ей, ее любви я был обязан своим спасением. Но разве мы можем любить друг друга? У нас это право отнято. Какое-то еще никогда не испытанное чувство заставило трепетать мое сердце. Боль вроде бы утихла.
Позднее я узнал, что во время пожара погибли мой духовник
«В Шиллонге, где уже четырнадцать лет живут салезианцы, чтобы распространять евангелие и цивилизацию, они стали свидетелями поистине ужасного зрелища, которое никогда не изгладится в их памяти. Пожар, полыхавший в течение трех часов, все превратил в пепел и дым. Нанесен убыток на три с половиной миллиона рупий».
События последнего времени заставили меня задуматься о своем будущем. Много ли пользы принесу я людям, будучи миссионером? Меня многократно приглашали в индусские семьи к тяжело больным людям. Но разве я был в состоянии оказать им квалифицированную медицинскую помощь?.. Или дать больным нужное лекарство?.. И что я мог вообще? Только благословить умирающих, только произнести проповедь у гроба и выразить соболезнование скорбящим людям. Так зачем же я столько учился?.. Зачем изнурял себя? Чтобы не иметь возможности ничем помочь людям? Зачем?..
И наконец я решился. Выпросил у архиепископа отпуск в Литву для поправки здоровья, а поскольку все еще нуждался в уходе, настоял на том, чтобы Разия сопровождала меня.
Признаюсь, я тоже был к ней неравнодушен, только скрывал свои чувства. Молодым свойственно любить!
Ну что тут продолжать? Во время нашей поездки мы полюбили друг друга еще сильнее и... решили пожениться. Так закончилась моя духовная карьера. Жена мне дороже бога. Она мое величайшее сокровище, мой друг.
16
Заука умолк. О чем он сейчас думал, о чем вспоминал? Быть может, о нелепо погибших в Шиллонге своих бывших коллегах, а может, еще раз сожалел о бессмысленно прожитых годах. Я лишь подумал, какое счастье, что мне раньше, чем ему, довелось найти свое место в жизни.
Немного погодя Викторас спросил с улыбкой:
— Ну как, ты все еще завидуешь тому, что меня послали в Индию?
— Нет! Таким испытаниям и переживаниям я не завидую. Но ведь не одни лишь страдания открыли тебе глаза?
— Конечно, — согласился мой друг. — Знаешь, все сошлось одно к одному. Я много читал, и не только произведения христианских богословов, много думал о прочитанном. Меня поразило одно высказывание Сократа: «Считать истиной то, что неведомо, есть самое постыдное невежество».
Вот так от сомнения к сомнению расшатывалась моя вера. И еще пришла любовь, которая все побеждает. Но хватит о прошлом. Приглашаю на серебряную свадьбу. Дату знаешь, адрес тоже. Буду ждать.