От Балаклавы к Инкерману
Шрифт:
Стоять насмерть турки умели так же, как и солдаты любой другой армии. Русские отмечали это качество в турецкой пехоте и артиллерии, «…умевших владеть своим оружием и с достоинством защищать свою честь, в особенности же артиллеристы, которые, например, под Башкадыкларом умерли на своих орудиях, взятых нами с боя…».{434}
Да и не только там. Под Кюрюк-дара турецкая пехота «… дралась с большой неустрашимостью… Артиллеристы в обоих этих сражениях одинаково были храбры и умирали при своих орудиях, но не покидали их».{435}
Добавили храбрости туркам и фортификационные сооружения. Мы уже упоминали, что при наличии укреплений они традиционно проявляли способность к упорной обороне.
По характеристике М. Чайковского, к 1853 г. турецкие войска «вовсе не были обучены и знали кое-как только бесполезные на практике ружейные приемы; они строились не довольно быстро и дружно. Лучшими их качествами была меткая стрельба, уменье пользоваться всяким прикрытием и окапываться земляными укреплениями».{437}
Поэтому, используя полевые укрепления, даже тактически слабо подготовленная турецкая пехота, как показал опыт всех военных кампаний России против Турции в XIX в., старалась переходить к их упорной защите.{438} А при умелом руководстве турецкий солдат мог проявить и отличные боевые качества.{439}
Серьезной проблемой для защитников редутов оказалась уже упомянутая удаленность укрепления более чем на 2000 м от ближайших частей, способных оказать им помощь или поддержать в случае внезапной атаки русских. Хотя очень похоже, что никто этих несчастных спасать и не собирался. Адмирал Слейд, всегда уважительно относившийся к османским солдатам, считал, что, выставив турок подальше от себя, англичане, сами того не подозревая, заставили правоверных ощущать себя подготовленными к принесению в жертву.{440}
Рядовой уланских полков в шинели. 1852–1855 гг. Висковатов А.В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению. 1841–1862 гг.
Хибберт робко пытается оправдать Раглана. якобы уже когда-то потом, позднее, изучившего опыт действий турок на Дунае и даже несколько изменившего отношение к ним.{441} На деле Раглан оставался Рагланом. Типичный английский сноб, он с трудом терпел рядом с собой французов. Что касается турок, то их он и близко видеть не хотел, откровенно считая второсортным расходным материалом.
Так или иначе, но преодолев заграждения русские ворвались в укрепление. Что имение происходило в редуте — неизвестно. Тот, кто мог об этом рассказать, вероятно не выжил Те, кто успел уйти, или молчали, или валили на тех, кто побежал первым. Единственным доступным источником может быть рассказанное Вудсу — неким английским офицером, командовавшим в укреплении №1 артиллерией По его словам, защитники были солдатами никудышными, многие пожилые, другие совсем юнцы.{442} Пока русские ограничивались артиллерийским обстрелом, они отбивались стойко, но как только их пехота прошла линию заграждений и была готова ворваться в укрепление, запаниковали.
Англичанин прав лишь отчасти. Турки продержались, может быть, еще какое-то время, но все изменило взятие с. Комары Днепровским пехотным полком, которое не только ставило их под угрозу мощной атаки с фланга, отрезания пути отхода, но и, соответственно, полного истребления Правда, даже в этой ситуации турки не бросились врассыпную сломя голову. Им удалось огнем артиллерии нанести днепровцам потери. В их
Судьбу первого укрепления решила атака Азовского пехотного полка. По приказа Семякина, лично возглавившего бригаду,{445} прикрывшись густой цепью стрелков (2-я I рота 4-го стрелкового батальона под командованием капитана Калакуцкого,{446} а за ней в ротных колоннах развернули еще 2 батальона{447}), пехота вышла на 150 шагов к укреплению.
Полковник барон Вильгельм Миронович Криденер{448} атаковал разумно, стараясь не терять людей: «…Ротные колонны первой линии быстро подошли к подошве возвышения и, по знаку полковника Криденера, с криком «ура!» стали подниматься к укреплению. Ни значительная крутизна, ни меткий батальный огонь штуцерников с редута ни на минуту не остановили храбрых батальонов азовцев.
Солдаты, видя офицеров впереди, смело бросились на амбразуры — и начался рукопашный бой. Турки, известные своею храбростию при защите укреплений, не устояли. Мужество и быстрота атаки наших войск увенчались блистательным успехом».{449}
В 7.30 все было кончено: «…знамена азовцев …водружены на главной укрепленной горе, а вместе и два соседних укрепления очищены от неприятеля».{450} Все находившиеся в редуте орудия стали трофеями победителям.
Русские бесспорно победили. Досконально исследовавший Крымскую войну венгерский генерал Клапка отметил, что первая атака русских в сражении у Балаклавы «была полностью успешной».{451} Турки, хотя и «…известные своей храбростью при защите укреплений, не устояли».{452}
Но своей гибелью турецкие пехотинцы и артиллеристы, можно сказать, спасли Английскую армию от более тяжелых последствий. Не имея ни малейшего шанса получить от нее помощь, они дали союзникам главное, что требовалось от них — время.
Взятие укрепления и судьба защитников
Что же произошло на редутах, после того как туда ворвалась русская пехота? Упомянутый английский артиллерист утверждал, что солдаты потеряли голову и начали быстро поддаваться панике.{453} Кстати, интересно, а как он остался цел? Похоже, он и был одним из тех, кто сразу устремился к Балаклаве.
Когда азовцы перевалили за бруствер бой перешел в резню: офицер Морской бригады Хейт говорил, что турки выдержали не более 5 минут.{454} Но даже это было много.
Рядовой Бугского уланского полка. 1852–1855 гг. Висковатов А.В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению. 1841–1862 гг.
Кажется, основания для такого поведения у османских солдат были. Военный опыт турецких кампаний показывал, что ничто так не раздражал: русского пехотинца в борьбе с османами, как их упорное сопротивление особенно если оно сопровождалось большими потерями. Турки имели привычку не сильно церемониться с попавшими в их руки русскими ранеными и пленными. Недаром в середине XIX в. считалось, что «…чем менее культурен народ, с которым ведется война, тем легче ожидать, что наши пленные, как здоровые, так и раненые (последние в особенности), будут замучены или престо приколоты».{455}