От Балаклавы к Инкерману
Шрифт:
Естественно, и мы об этом уже не раз говорили, что им платили той же монетой — с турками по-другому не получалось. Другого способа подавить волю к сопротивлению у противника, зубами вцепившегося в позицию, не было. В этом смысле при Балаклаве туркам не особенно повезло. Они столкнулись с 12-й пехотной дивизией, у которой с турками были старые, замешанные на большой крови, счеты.
Редут №1 атаковал Азовский пехотный полк, 1-й батальон которого вел опытный майор Леонард-Максимилиан Игнатьевич Фредро. Во время войны с Турцией 1828–1829 гг. полк участвовал во взятии Браилова, действовал у Эски-Стамбула, в сражении при Куртепэ, за бесстрашную атаку в котором начальник отряда назвал азовцев
Другой полк дивизии, Одесский егерский, в той войне с Турцией принимал участие в осаде крепости Браилов и блокировании Шумлы. 18 сентября 1828 г. у горы Курье-Тене одесцы приняли участие в атаке «безумной храбрости» против превосходящих сил турок. По свидетельству немецкого фельдмаршала Мольтке-старшего, эта атака «является одним из самых блестящих дел войны 1828-го, и в нем русский солдат покрыл себя славой».
В 1854 г. в строю полков могло быть лишь несколько штаб-офицеров, участников той кампании, но солдатская молва надежно хранила память и потому новое столкновение в бою с жестоким противником грозило такой же жестокой местью. Прошлое освежили во время Дунайской кампании 1854 г., в которой полки 12-й дивизии участвовали в нескольких жесточайших столкновениях с турками.
Тот же Одесский егерский полк в ожесточенном бою у Четати 25 декабря 1853 г. почти весь вышел из строя, выручая Тобольский пехотный полк. Пройдя за два часа 12 верст, полк атаковал превосходящие силы противника. Турки были разбиты и отброшены за Дунай. Опоздай полк хоть на полчаса, тоболыцы были бы полностью истреблены. Из боя солдаты вынесли раненного двумя пулями и тяжело контуженного осколками ядра тогдашнего командира полка, предшественника на этом посту полковника Скюдери, генерала Жигмонта, который за проявленное в этом сражении мужество получил золотую шпагу, украшенную бриллиантами, с надписью «За храбрость». 18 офицеров и 60 солдат полка были также награждены боевыми наградами.
И Четати, и другие, предшествовавшие Балаклавскому сражению события, укрепили у русских мнение, что иначе как штыком и повальным убийством говорить с турками нельзя. Подобную репутацию османские солдаты «сделали» себе сами. Низкий уровень развития солдат, подогреваемых религиозным фанатизмом, стал виновником варварски жестокого и зверского отношения к убитым, раненым и пленным противникам.
Многие солдаты и офицеры 12-й дивизии участвовали в тяжелейших боях под Силистрией. Многие знали, что после отражения штурма Араб-Табии турки отрезали головы более чем 60 убитым в надежде получить награду, но перед ними закрыли ворота (в городе заправляли англичане, не одобрявшие подобные мерзости). Грешили этим «промыслом» не только неуправляемые иррегулярные башибузуки, но и солдаты регулярной армии: «турецкий солдат очень любит головы и никак не может понять возможности сражаться, не снимая голов с плеч своих неприятелей».{456}
При Четати множество раненых одессцев было турками добито самым изуверским образом. Два офицера, майоры Стефанский и Поздняков, мало что были заколоты в беспомощном состоянии, но еще и подверглись глумлению. Последнему отрезали уши, затолкав их в рот, и изрубили тело саблями.{457} Участник Четатского сражения вспоминал: «Наших раненых турки добивали, снимали с них сапоги, амуницию и хорошие шинели».{458}
Давайте подумаем, много ли шансов было уцелеть даже у пытавшихся сдаться турок, попавших под горячую руку солдатам, например, Одесского егерского полка, чья очередь вступить в бой подойдет вот-вот? Или «бешеным» азовцам? Скорее всего, очень и очень мало. Русский пехотинец библейскими принципами не отвечать злом на зло не страдал и потому с не меньшим удовольствием «вернул должок» османским коллегам под Балаклавой.
Похоже,
Три сотни защитников редута вряд ли могли оказать серьезное сопротивление русскому пехотному полку, даже если только один его батальон ворвался в укрепление. Невзирая на практиковавшееся обучение штыковому бою турецкая пехота на него в полевом сражении не решалась.{461}
Чаще всего самой угрозы штыковой атаки турки не выдерживали. В истории эриванских гренадер описан случай, когда при Башкадыкларе батальон эриванцев столкнулся «…нос к носу с турецким батальоном… державшим ружья на руку. Мы видели хорошо испуганные лица турецких солдат и их батальонного командира… разъезжавшего за фронтом переднего дивизиона и энергично понуждавшего своих людей броситься на нас, но турки… уперлись и не двигались с места».{462}
К октябрю 1854 г. союзники успели на себе убедиться, что в этой войне есть как минимум две вещи, которые явно были не склонны формировать образ кампании в Крыму как «последней джентльменской» — это штык в руках разозленного сопротивлением врага русского пехотинца и совершенно беспощадная русская артиллерия. При Балаклаве в первой истине убедились турки, во второй спустя несколько часов — англичане, успевшие подзабыть о смертельной точности русской картечи после Альмы.
Все, что оставалось туркам, это принять бой. И они его приняли. Вудс прямо пишет, что «отчаяние породило мужество» и большинство турецких солдат смело приняло схватку.{463} Тотлебен, явно беседовавший с кем-то из участников сражения, npth знал упорную оборону турок.{464}
Прекрасно знавший турецких солдат и их психологию, Слейд сказал, что редут №1 они защищали храбро и с доблестью.{465} Лучшим тому доказательством служат потери русских при его штурме. 2 офицера и 149 нижних чинов — это сравнимо с потерями английской Легкой дивизии при взятии батареи на Альме и уж никак не свидетельствует о легкости схватки.
Даже упорный в своем стремлении принизить роль турецкого контингента Хибберт супо выдавил из себя, что «…Атаковавшие их русские имели тройное преимущество в артиллерии и десятикратное в живой силе. Конечно, турки не смогли бы выстоять против такой силы, но никто не покинул позиций. Огонь артиллерии русских усилился, но турки несмотря на потери, продолжали держаться. Только после того, как русская пехота ударила в штыки, турки отступили, потеряв в бою 170 солдат. Они обеспечили союзникам полтора часа, чтобы перебросить подкрепления, но этого было недостаточно».{466}
Казаки в перестрелке. Рисунок сер. XIX в.
В пользу упорной обороны турок говорит еще одно обстоятельство, о котором говорит Нечитайлов: турецкое «пушечное мясо» было отменного качества, выносливое, послушное, умеренное в пище и трезвое (впрочем, вино не пили, а вот водку или ракию{467} — без ограничений), стойкий, храбрый исходный материал, к тому же фаталист по природе. Считалось, что во время Восточной войны «…турки заслуживают высокую похвалу, которую произнес Монтекулли: «они храбры, трезвы и терпеливы»; но эти качества поражены бессилием, по недостатку организации».{468} Правда, британцы устойчиво придерживались иного мнения, считая, что все турки «…трусы, воры, развратники и пьяницы».{469}