От голубого к черному
Шрифт:
За сценой The Family Cat были дружелюбны и немного нервозны, в соответствии со своим названием. Мы по–быстрому выпили с ними за смену правительства. Затем вышли друг за другом из раздевалки, обошли колонки и по ступенькам поднялись на залитую желтым светом сцену. Публика заполнила все пространство, от бара до темных закоулков, где парочки прятались от клубных прожекторов.
— Привет, — сказал Карл. — Мы — «Треугольник».
Несколько человек одобрительно закричали, наверняка наши друзья. Мы начали с бросающей в дрожь, утяжеленной версии «Загадки незнакомца», использовав при этом запись разбивающегося стекла; затем «Третий пролет», с паузой/эффектом взрывной волны, это в буквальном смысле заставило аудиторию отступить; затем «Его рот»,
Перед последней песней Карл сделал паузу, чтобы подстроить гитару.
— Спасибо, что слушали нас, — сказал он. В голосе слышалась усталость. — Когда я был здесь в последний раз, какой–то фанат Megadeth [36] решил попрыгать у меня на голове. Вы сможете разглядеть следы крови на рубашке, если подойдете поближе.
На нем была черная рубашка с красными нитями.
— Почему люди не могут развлекаться, не причиняя друг другу боли? Я не знаю ответ.
Он отбил ритм ногой, и «Ответ» зазвучал, как вопль сирены. Мы сыграли укороченную версию, поскольку наши оговоренные полчаса подходили к концу
Выпив немного за сценой и поспешно переодевшись, мы проскользнули в зал, чтобы посмотреть The Family Cat. Они играли очень мощно, мрачные, трогающие за живое тексты сочетались с бодрой, динамичной гитарной музыкой. Новая прекрасная песня «Жуткое похмелье» рассказывала об одиночестве моряков и шахтеров: людей, пойманных в ловушку умирающей индустрии. Она напомнила мне мрачные народные песни, которые пели мне родители, когда я был маленьким — что–то про подвалы банков, забитые серебром, добытым кровью и потом шахтеров. «Покрась меня в серый» — стон сожаления об упущенных возможностях в эпоху конформизма. «Паровой каток» — грохочущий, яростный всплеск, насмешливая романтическая бравада, так The Clash играют «Розалиту» Спрингстина после нескольких бутылок «Тандерберда» [37]. Мы с Карлом стояли обнявшись и слушали как маленькие дети. Кое–кто из стоявших поблизости узнал нас. «Эй, а вы круто сыграли». После концерта мы снова присоединились к The Family Cat за сценой и изрядно напились.
В «NME» появился отзыв об этом концерте. Как правило они не упоминают разогревающие группы, но эта заметка начиналась так:
В погоне за признанием «Коты» находят для себя странную компанию. Сегодня их разогревал атональный «Треугольник», группа стремительно превращающаяся в культовую в Центральных графствах, несмотря на то, что они носят короткие стрижки и неплохо играют. Их вокалист, кажется, все время хочет спросить публику — на кого они смотрят, в то время как два других угла треугольника усиливают холодящий душу страх и вколачивают его в тишину. Классовая месть, по–видимому, говорят они, блюдо, которое лучше есть холодным.
На следующий вечер мы, все еще страдая от похмелья, играли в «Ирландце» перед шестью десятками человек. Это была довольно большая площадка, полная призраков перепившихся подростковых банд и любителей народных танцев, помахивающих призрачными бутылками. Мы начали с «Фуги», продолжили «Стоячей и текучей водой», затем медленная инструментальная вещь, впоследствии ставшая частью «Дороги в огонь». А после мы впервые сыграли «Город комендантского часа»: фаталистическую повесть о безумных подростках; Йен играл щетками на своих барабанах, а я выдал низкий рифф, гудящий, как подводный колокол. «Краски вокруг него/ Что меняются, едва он поднимает голову/ Песни в воздухе/ Подхватывают слова, что он произносит». Посреди песни какая–то коротко стриженая деревенщина в толпе принялась орать: «Вы дерьмо! Вы дерьмо!» Я бросил взгляд на Карла — он закусил губу и продолжал играть. Аплодисменты звучали вяло и вразнобой, точно помехи на ненастроенном радио. Голос перекрывал их:
Карл покачал головой и заиграл «Загадку незнакомца». Мы начали ее мягко, как и планировали, но что–то случилось с гитарой, и Карлу пришлось играть жестче, чтобы заглушить расстроенное звучание. Полупустой стакан пролетел над нашими головами, обрызгав нас пивной пеной, и ударился об стену. Но яростная кода песни, казалось, утихомирила публику, точно чужой гнев смог приглушить их чувства. Мы закончили «Третий пролет», бешеная атака рвано–металлических риффов взорвала сердцевину ритма. На пике Карл поднял руку и мы замолкли.
Подталкиваемый вперед приятелем, стриженый ублюдок пробивался к сцене. Его лицо покачивалось между поднятых кулаков, пародия на боксера. Карл положил гитару и быстро вышел вперед. Я двинулся за ним, чтобы удержать или защитить его. Но охранник успел раньше. Он скрутил лжедесантника и злобно толкнул его приятеля обратно в толпу, а затем выволок своего пленника через заднюю дверь. До нас донесся шум борьбы, глухой удар и пронзительный крик боли.
Карл взял гитару и шепнул нам с Йеном: «Ответ». Он не был следующим в плей–листе, но я понял его идею. Мы растянули его минут на десять, стенающая гитара Карла подчеркивала мою агрессивную четкую партию и неистовые ударные Йена. Затем мы сыграли новую песню под названием «На расстоянии». Здесь она звучала куда более жестко, чем на репетиции. Я подумал, что низкие частоты резонируют от стен здания. Хотя лидер–гитара Карла звучала хрупко и он слегка импровизировал, разрежая звук, его вокал был кровоточащим от одиночества. Мы написали эту песню вместе, я предложил блюзовый ряд, а Карл наложил на него фрагменты мелодии и странные, необъяснимые слова. Заключительные строки почти проговаривались: «Пустой поезд мчится по рельсам/ Исчезая в ночи/ От голубого к черному/ Попрощайся с будущим/ Оно уже не вернется». Мы покинули сцену в темноте.
В полутемной раздевалке нас встретили бородатая улыбка Мартина и ящик дешевого вина. Мы наплевали на правила хорошего тона. Сквозь закрытую дверь доносились голоса, требующие анкора. Мы уже подумывали о нем, но тут голоса заглушили U2 — «Там, где у улиц нет названий». Возможно, зажегся свет. Через другую дверь вошел управляющий «Ирландца», одетый в допотопный твидовый пиджак. С ужасно деловым видом он подписал чек и протянул его Мартину. Затем он повернулся к Карлу.
— Не знаю, что это все значит, но что–то это мало похоже на развлекуху. Я думал, вы — рок–группа. Больше вы здесь играть не будете, ясно?
Затем он ушел. Мы распили бутылку вина. Оно оказалось слишком сладким. Оставив остальное недопитым, мы запаковали инструменты и свалили. Снаружи на тротуаре валялся без чувств пожилой пьянчуга. Охранник говорил по мобильному. Группа юнцов перепрыгивала через неподвижную фигуру по дороге к ярким огням Стирчли, точно он был канавой.
Глава 4 Саксонское наследие
Жизнь для тебя, точно сложный танец,
Выучить па невозможно, импровизируй.
Tindersticks
В выходные после Всеобщих выборов мы намеревались приступить к работе в студии. Но у Йена началась мигрень и он не смог работать. Выяснилось, что «Релент Рекордз» может использовать время для записи нового сингла другой группы, так что Карл воспользовался возможностью, чтобы отменить обе сессии. Мы с ним провели похмельный, горький уикенд в его квартире. Музыка не занимала главное место в наших мыслях. В воскресенье утром он трахнул меня с какой–то беспомощно–отчаянной страстью.
Звуки, вырывавшиеся из его горла, походили на дальнее–дальнее эхо. После завтрака я предложил ему помочь убраться в квартире. Он велел мне отвалить. Затем он принялся ходить туда–сюда по гостиной, поправляя рисунки и фотографии; я сидел на кушетке и смотрел на его тень, мечущуюся на стене. Вдруг он сел рядом со мной и посмотрел мне в глаза. Я заметил сетку лопнувших сосудов в его глазах, радужка была почти такой же темной, как и зрачки.
— Поднимайся, — сказал он, — давай съездим куда–нибудь.