От голубого к черному

Лейн Джоэл

Следствие установило, что смерть Карла вызвана «несчастным случаем». Он ушел из фургона в темноте, без фонаря, и шел или бежал несколько миль. В лесу с ним случился какой–то припадок, возможно, спровоцированный тем, что в прошлом он употреблял наркотики. Кровь на деревьях вблизи того места, где он был обнаружен, свидетельствовала о том, что он неоднократно натыкался на них в каком–то кошмарном приступе безумия. Офицер Хейвард сказал мне: «Череп разбит в нескольких местах и сломаны кости на лице». Они не обнаружили никаких признаков нападения. Так что вердикт гласил, что Карл был убит голосами в его голове. Тишина,

в которую он себя обмотал, разорвалась, как дырявый презерватив, оставив его абсолютно нагим.

Глава 14 Воспроизведение

Когда ты убиваешь,

Убиваешь ли ты,

Потому что новости никогда не меняются?

Kingmaker

Карла похоронили в Тайл–Хилл на окраине Ковентри, где жили его родители. Они решили устроить церковные похороны, а поскольку он не оставил никаких распоряжений на этот счет, их желание следовало уважать. Я подозревал, что многие до последнего момента не знали, что он умер. Его жизнь была настолько разделена на фрагменты, что никто не знал, кому надо сообщить. Музыкальные газеты написали о его смерти, Майк сочинил короткий некролог для «NME». Я рассказал сотрудникам магазина, где Карл работал в прежние времена. Его родители забрали вещи из квартиры в Эрдингтоне. Позже они отдали его записи Элейн, а потом она передала их мне.

Утро похорон, кажется, это было 27 февраля, было солнечным и холодным. Алан отвез меня, Йена и Дайан в Тайл–Хилл на своей машине. Я никогда прежде не видел Йена в костюме, выглядел он в нем весьма стесненным. Думаю, что и я тоже. Дайан, обычно одевавшаяся в черное, надела темно–синее платье, в котором выглядела намного старше. Сильный ветер продувал шоссе М6, встряхивал машину и делал повороты весьма опасными. Дайан сжала мою руку, утешая и желая утешения. То, что мы все предвидели его смерть, не помогало унять скорбь. Иногда легче жить в хаосе, чем с обрывками потерянной надежды. Для Алана, я думаю, это усугублялось воспоминаниями о его умершем любовнике. Я никогда не видел, чтобы он так осторожно вел машину и так мало говорил.

Служба состоялась в маленькой католической церкви в тесном застроенном районе. Пришло человек двадцать. Родители Карла, достойная пожилая пара, пожали руки мне и Йену.

— Нам нравилась ваша группа, — сказал его мать. — Это была очень сильная музыка. Печальная и полная гнева, точно вы ненавидели и прошлое и будущее.

У нее был еще более сильный ирландский акцент, чем у Карла. Его отец ничего не сказал. Позади меня ребенок спросил:

— Кто эти люди?

Я сразу же понял, кто это. Я повернулся и увидел женщину лет тридцати и маленькую девочку с испуганными глазами. У женщины были короткие черные волосы и такие глубокие тени под глазами, что я сперва принял их за макияж. Она протянула мне руку.

— Дэвид, верно? Я Элейн. А это Тереза. Жаль, что нам пришлось встретиться при таких печальных обстоятельствах.

Тереза зло посмотрела на меня, точно это я во всем виноват. Не думаю, что это было что–то личное.

Единственный человек, которого я узнал в церкви, был Майк, он сидел один на задней скамье. Я подошел и поговорил с ним пару минут, хотя из–за его заикания сложно было понять, что он пытается сказать. Все это казалось нереальным, точно саунд–чек с отключенными микрофонами. Стефан и Джеймс не приехали. Я и не рассчитывал, что они приедут.

Священник

что–то говорил о технических талантах Карла в области электроники.

— А затем он перешел от работы с машинами, на которых люди слушают музыку, к созданию музыки, которую они слушают. Этот юноша бережно относился к человеческому общению.

Я с горечью подумал, что это было далеко не всегда так. Мое горе сменила тупая депрессия, что казалось совершенно неправильным. Мы преклонили колени, чтобы помолиться или по крайней мере, чтобы сказать «Аминь» в нужных местах. Затем начался гимн, только это был не гимн. Органист играл инструментальную версию «Дороги в огонь». Йен тихонько смеялся слева от меня, Дайан плакала справа. Я не мог сделать ни того, ни другого.

Затем была медленная поездка на кладбище и похороны. Ветер сбивал с ног, точно невидимая ограда, заглушая тихий голос священника. Свежевыкопанная могила, окруженная зеленой каймой, уродливая отметина на ландшафте. Как всегда на похоронах, у меня возникло ощущение, что человеческая энергия уходит в землю. Если бы со мной не было Йена и Дайан, это было бы все равно, что хоронить какого–то незнакомца. Я совершенно не чувствовал присутствия Карла. Призрак, эхо, любая тень, хоть что–нибудь. Но нет, ничего.

После мы поехали в дом Остинов. Передняя комната, где они устроили прием, была невероятно чистой. Среди рисунков на стене я заметил две фотографии Карла в рамках. Мальчик в школьной форме с недовольным лицом и молодой парень вместе с Элейн, улыбающийся в камеру. Возможно, снимали на их свадьбе. После нервирующей неестественности похорон прием казался возобновлением нормального хода вещей. Мы ели треугольные сэндвичи и пили ирландский виски из маленьких стаканчиков. Йен — самый стойкий член «Треугольника», подошел ко мне и спросил:

— Ты в порядке?

Я сказал, что мне немного не по себе. Он обнял меня, братский жест, от которого я неожиданно расплакался.

— Мне понравилась органная версия «Дороги в огонь», — сказал он. — А тебе?

Я ответил:

— Я всегда считал, что «Треугольнику» нужен клавишник. Может, мы могли бы ее записать.

— А как насчет оркестровой версии? «Фуга» в ре–минор.

— Или танцевальная версия? «Не–не–не куда идти».

— Или соул–версии? Песни о «Загадочной жизни незнакомца».

— Или сатанистско–металлической версии? «Доги в огне».

Никому из нас не надо было объяснять, что «Треугольника» без Карла быть не может. Мы недолго пробыли на приеме. Там было слишком много разных видов горя, слишком много ушедших Карлов, и слишком мало можно было сказать. Его жизнь была неоконченным делом.

В тот уикенд мы устроили поминки по Карлу в верхнем зале «Кувшина эля». Его родители не приехали, но они прислали свои наилучшие пожелания. Там были все сотрудники «Фэрнис рекордз» и многочисленные местные группы. Мы играли и пили до утра, делясь друг с другом оборудованием и усилителями. «Свободный жребий» сыграли любовную песню Дайан «Отпечаток пальца». «Лента» исполнили длинную, головокружительную инструментальную композицию. Карлу она бы понравилась, а я бы сказал ему, что он выпендривается. Box Em Domies — бирмингемские The Pogues спели свою песню «Могильный бит», затем почти полный состав «Большого мира» устроили бурный перфоманс из «Ты теряешь надежду».