От Ханаана до Карфагена
Шрифт:
Может быть, можно говорить об установлении определенных зон влияния в Тирренском регионе. В эллинскую зону входила его юго-восточная часть, включающая побережье Южной Италии. Северо-восточная стала зоной интересов этрусков, у которых в это время или несколько позже (но не позже начала VII в. до н. э.) происходило становление собственно этрусского общества (Pallottino, 1963, 128). Юго-западная часть региона с Сардинией вошла в финикийскую зону. Возможно, определенным знаком такого разграничения зон явилось основание греками Кимы. По Страбону (V, 4, 4), этот город был создан халкидянами и кимейцами (то ли из Эолиды, то ли с той же Эвбеи) и являлся самым древним (??????????) из всех италийских и сицилийских греческих колоний. Основание Кимы было, вероятнее всего, связано с прибытием нового притока колонистов из метрополии (Dominguez Monedero, 1987, 71), хотя несколько позже и жители Питекуссы были вынуждены покинуть свой остров и переселиться в Киму (Strabo V, 4, 9). Основание Кимы, несомненно, усилило эллинское влияние в регионе и могло способствовать разграничению сфер влияния. Точная дата создания этой колонии неизвестна, но, исходя из указания Страбона, ее надо считать предшествующей основанию Наксоса и других колоний в Сицилии, т. е. до 30-х годов VIII в. до н. э. (Berard, 1957, 51–52).
В настоящее время самой ранней финикийской колонией в Сардинии надо считать Сульх (Сульцис). Он был основан приблизительно в середине VIII в. до н. э. на юго-западном побережье Сардинии на небольшом островке у самого сардинского берега (Moscati, 1989, 132; Moscati, 1992, 86; Bernardini, 1993, 37; Aubet, 1994, 208; Les Pheniciens, 1997, 266). Несколько позже, но до конца VIII в. до н. э. финикийцы основали Витию к юго-востоку от Сульха и Таррос на западном побережье Сардинии (Aubet, 1994, 212–213; Les Pheniciens, 1997, 271). Судя по нынешнему состоянию археологических исследований, к следующему веку относится создание колоний на южном побережье острова. Это Нора, которую финикийцы уже достаточно хорошо знали, и ряд небольших поселений в районе современного залива Кальяри, чьи финикийские названия пока не известны (Aubet, 1994, 212; Les Pheniciens, 1997, 264–265). Финикийские поселения Сардинии располагались или на небольших островках у самого берега, или на высоких мысах, выдающихся в море, или недалеко от солончаковых болот (Les Pheniciens, 1997, 260). Они обладали хорошими портами, иногда двумя, все это соответствует описанной Фукидидом практике обоснования финикийцев в Сицилии.
На крайнем западе Средиземноморья происходит резкое расширение сферы финикийской колонизации в Испании. Еще в рамках первого этапа колонизации тирийцы основали Гадес у самого юго-западного побережья Пиренейского полуострова. В те времена разница в социальном, экономическом, политическом и культурном развитии финикийцев и местного населения Южной Испании была столь велика, что говорить о каком-либо финикийском влиянии на туземцев не приходится. Это, однако, не мешало финикийцам извлекать значительную прибыль из торговли с местным населением. Главным продуктом Испании, как выше говорилось, было серебро. Серебро Таршиша, т. е. Южной Испании, славилось на Востоке еще во времена царя Соломона (I Reg. 10, 22) и много позже, как можно заключить из древнееврейской надписи на черепке, вероятно, VII в. до н. э. (Bordreuil, Israel, Pardae, 1996., 50–60), еще позже из инвективы Иеремии против идола, покрытого серебром Таршиша и золотом Уфаса (Jer., 10, 9). В начале IX в. до н. э. на юге Пиренейского полуострова происходят изменения, которые выделяют этот район из общего комплекса культур Испании (Martin Ruiz, 1995, 210–215). Вероятно, к концу этого века или в начале следующего здесь складывается Тартессийская держава, первое государственное образование в Европе вне Греции и Италии. И уже период создания этого образования потребовал от финикийцев усиления своего присутствия в Испании. Образование Тартессийской державы еще более способствовало укреплению связей финикийцев с Южной Испанией.
Начало второго этапа финикийской колонизации в Испании относится, возможно, уже ко второй половине IX в. до н. 3.(Aubet, 1994, 321–323; Torres Ortiz, 1998, 53–54, 57), т. е. ко времени финикийской талассократии, о которой уже говорилось. Но если эта датировка пока еще в значительной степени гипотетична, то появление первых финикийских поселений на южном побережье Пиренейского полуострова в первой половине VIII в. до н. э. несомненно (Maass-Lindemann, 1995, 245). Эти поселения располагаются на средиземноморском побережье, начиная приблизительно от района Геракловых Столпов и немного западнее их. Здесь возникает целая сеть финикийских поселений, которые в особенности концентрируются между современными реками Гвадалорсе и Гранде (Martin Ruiz, 1995, 60–98).
Археологические исследования последних тридцати лет постоянно дают сведения о новых финикийских поселениях и некрополях на средиземноморском побережье Испании. Это подтверждает слова Аниена (Or. Маг. 439–440) о многочисленном финикийском населении этого региона и многих городах, которые здесь находились. Древние названия большинства из них мы пока не знаем, но сказать кое-что о них уже можно. Эти поселения лежали обычно на мысах или иногда на островках в устьях рек, впадающих в море, на невысоких, но хорошо защищенных холмах недалеко от этих устий. Некрополь поселения обычно располагался на противоположном берегу реки. Места были выбраны с таким расчетом, чтобы оттуда можно было торговать с местным населением, поднимаясь по долинам (часто довольно узким) рек, и откуда хорошо было видно море. Располагались поселения довольно плотно: известные ныне находятся друг от друга на расстоянии от 800 м до 4 км (Niemeyer, 1972, 5–44; Niemeyer, 1989, 22–23; Niemeyer, 1995, 67–88; Schubart, 1982, 207–223; Schubart, 1986, 71–99; Blazquez, 1983a, 299–324; Ruiz Mata, 1989, 84–87; Aubet, 1994, 262–278; Martin Ruiz, 1995, 47–98; Les Pheniciens, 1997, 283–297). Нахождение поселений на таком близком расстоянии нельзя объяснить нуждами каботажного плавания. Вероятнее, целью создания этих поселений было не обеспечение пути к уже существующему Гадесу, а эксплуатация местных ресурсов (Wagner, 1988, 424–428; Aubet, 1994, 266).
Все же первоначально эти поселения, вероятно, были лишь якорными стоянками, небольшими факториями, опираясь на которые финикийцы вступали в контакт с местным
Не сумев, по-видимому, обосноваться к западу от Столпов (но сохраняя Гадес), финикийцы попытались создать плацдарм на западном побережье Пиренейского полуострова, где ими было основано поселение Абуль (Aubet, 1994, 254). Время создания этого поселения неизвестно, но едва ли оно относится к первому этапу финикийской колонизации.
Финикийцы обосновываются также на северо-западе Африки, как на средиземноморском, так и на атлантическом ее побережье. Южнее Ликса, у залива, носящего красноречивое греческое название Эмпорик («Торговый»), они создали несколько торговых поселений (Strabo, XVII, 3, 2). Самой южной точкой в районе, где появились финикийцы, пока можно считать остров Могадор у побережья современного Марокко; на этом острове обнаружены остатки несомненной финикийской фактории (Jodin, 1966, passim; Aubet, 1994, 258–260; Les Pheniciens, 1997, 214). Раскопки показали, что финикийцы обосновались на Могадоре не позже VII в. до н. э. (Jodin, 1966, passim; Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 153). Они появляются и на африканском материке. Здесь еще со времени первого этапа существовало если не подлинное финикийское поселение, то святилище в Ликсе. Уже в VII в. до н. э. можно говорить о подлинной колонии, расположенной на холме в устье реки с весьма плодородной долиной рядом с туземным поселением, и Лике в это время становится важнейшим финикийским центром Северо-Западной Африки (Aubet, 1994, 256–258; Les Pheniciens, 1997, 214–215). В районе Тингиса первые следы финикийского присутствия относятся к еще более раннему времени — к VIII в. до н. э. (Huss, 1990, 12).
Центральная часть Северной Африки была объектом финикийского внимания уже в конце II тысячелетия до н. э., когда там была основана Утика. На втором этапе колонизации этот район становится зоной интенсивной финикийской экспансии. Уже Итобаал, как говорилось выше, основал здесь город Аузу, точное место которого пока неизвестно (Huss, 1990, 13; Aubet, 1994, 147). Саллюстий (lug. 19, 1) пишет об основании финикийцами Гиппона, Хадрумета, Лептиса и других городов, которых не называет. Солин (XXVII, 9) уточняет, что Хадрумет был колонией тирийцев. Плиний Старший (V, 76) говорит о Лептисе, что тот, как и Утика, Гадес и Карфаген, был основан тирийцами. Слова римского энциклопедиста подтверждает лептийская надпись, о которой говорилось в начале главы. Страбон (XVII, 3, 18) упоминает Неаполь, называемый Лептисом, и, естественно, возникает предположение, что, кроме Лептиса, город носил еще одно имя, которое греки воспринимали как Неаполь (Новый город), что может быть только переводом финикийского Картхадашт. Однако Плиний (V, 76), подробно перечисляя города африканского побережья, отличает Неаполь от Лептиса, помещая между ними Трафру и Абротон. Вероятно, Страбон или его источник все же ошибся, соединив вместе два города. Возможно, что Неаполь-Картхадашт тоже был основан финикийцами. В этом районе Африки было два Гиппона — Гиппон Акра (или Гиппон Диаррит) и Гиппон Царский (Solin. XXVII, 5). Однако в довольно подробном перипле Псевдо-Скилака IV в. до н. э. Гиппон Царский не упоминается (Ps.-Scyll. 111). Поэтому возможно, что в IV в. до н. э. этого города еще не существовало (Шифман, 196З, 37), и, следовательно, тирской колонией можно считать только Гиппон Акру. В этом же районе располагалась и Сабрата, тоже основанная тирийцами (Sil. It. III, 256). По Саллюстию, на африканском побережье существовали и другие финикийские города. Археологи находят следы многих из них, но часто нельзя установить, были ли они созданы финикийцами из метрополии или уже карфагенянами (Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 151–153; Les Pheniciens, 1997, 202–203, 212–230).
В этом районе Африки был основан и Карфаген. О его основании существует много рассказов. Суммируя их и отделяя по возможности чисто легендарные подробности от вполне правдоподобных и явно исторических, можно говорить, что в ходе внутренней борьбы в Тире группировка, возглавляемая жрецом Мелькарта Ахербом или Закарбаалом, потерпела поражение, и сам он был убит. Жена убитого — сестра царя Пигмалиона (Пумийатона) Элисса — со своими сторонниками, которых римский автор называет «сенаторами» (lust. XVIII, 5, 15), бежала из Тира на Кипр, а оттуда в Африку. На Кипре к ней присоединилась еще группа последователей, в том числе жрец божества, которого античные авторы называют либо Юпитером (lust. XVIII, 5, 2), либо Юноной (Serv. Ad Aen. I, 143). В Африке беглецы и основали Новый город — Картхадашт (Carthago, Карфаген). Элисса стала царицей Карфагена. Позже, чтобы не стать женой местного царька Гиарба, она покончила с собой, явно не оставив наследников, так что на этом карфагенская монархия закончила свое существование, и Карфаген превратился в республику.
Видимо, некоторые спутники Элиссы известны. Один из них Витий, которого Сервий со ссылкой на Ливия (Ad Aen. I, 738) называет командиром пунического флота, а несколько дальше (1, 740) помещает среди «принцепсов» Нового города. То, что в Сардинии имелся финикийский город Вития, и то, что во время последней войны между Карфагеном и Римом один из нумидийских предводителей (а нумидийцы, как известно, испытывали сильное карфагенское влияние) тоже именовался Битием (Арр. Lib. 111, 114, 120), позволяет с доверием отнестись к этому сообщению. Другим спутником Элиссы был, по-видимому, некий Мицри. Его потомок Баалей оставил надпись (CIS 3778), в которой перечислял 16 поколений своих предков, что позволяет отнести первого из них к последней четверти IX в. до н. э. (Cintas, 1970, 467–469). Был ли Мицри знатным человеком, неизвестно, но среди его потомков были люди, занимавшие в Карфагене высокие посты. Если верить Силию Италику (1, 72–74; IV, 745–748), знаменитая семья Баркидов, к которой принадлежал Ганнибал, возводила себя к тем, кто бежал вместе с царицей, и даже к ее родственникам. Сохранение имен основателей Карфагена неудивительно. В карфагенских аристократических родах сохранялись, по-видимому, предания и традиции, а принадлежность предков к спутникам Элиссы должна была особенно цениться потомками.