От «Кон-Тики» до «Ра»
Шрифт:
Мы надеемся также, что нами дан простой и ясный ответ на другой вопрос — мы показали, что национальные, расовые, политические и языковые различия не мешают подлинному сотрудничеству и взаимопониманию.
В. М. Бахта, кандидат исторических
Что зовет людей в дорогу
Тяга к познанию истины толкала людей на многие замечательные дела.
Присмотритесь внимательнее к выражению лиц тех, кто, неторопливо переходя от витрины к витрине, рассматривает в Историческом музее кремневые, бронзовые, деревянные орудия и оружие наших пращуров, макеты их жилищ и поселений, живописные реконструкции сцен их жизни, остатки костяков, утвари и украшений во вскрытых археологами и искусно перенесенных в залы музея погребениях.
Присмотритесь, и вы прочтете на лицах подавляющего большинства посетителей недоверчивое любопытство, немой полувопрос-полуутверждение: «Да разве можно было так жить человеку?!».
Полистайте страницы книг, посвященных описанию образа жизни и истории человека в глубокой древности. Полистайте только, и вы всегда почти столкнетесь со стойким убеждением в том, что наши далекие предки и предшественники были, в общем-то, людьми, достойными жалости, дикими и запуганными, десятками тысячелетий влачившими полуголодное трусливое существование, людьми, которые в неодолимом страхе перед чуждым, непонятным и даже враждебным им миром природы, заселили его всевозможными чудищами, страшилами и прочей немыслимой нежитью.
И становится неразрешимой тогда загадкой вопрос: а как же эти вечно голодные, задавленные страхом и скованные незнанием, да еще едва вооруженные существа заселили всю сушу нашей планеты?
А ведь им, нашим первобытным пращурам, понадобилось на это всего-навсего каких-нибудь четыре десятка тысяч лет, если не меньше.
Но если бы только это. Буквально заполонив все материки — и горы, и долы, и лесные чащобы, и открытые просторы степей, и даже пустыни и тундры, наши предки десять тысяч лет назад перешли к земледелию и животноводству. Впервые это случилось где-то в предгорьях восточного Средиземноморья. Земледельческая революция быстро перекинулась в другие районы мира, и не прошло трех-четырех тысячелетий, как уже начали вырастать величественные стены, дворцы и храмы первых в истории человечества городов, а рука человека высекла на камне первые в истории человечества письмена. Короче, образовались первые цивилизованные общества и государства.
Так было — где раньше, где позже — в долинах Нила, Тигра и Евфрата, Инда, Хуанхэ, на островах и берегах Эгейского моря, в предгорьях южноамериканских Анд и на территорий так называемой Месоамерики.
С детских лет мы привыкли читать, что это были рабовладельческие цивилизации, что усилия сравнительно немногочисленного господствующего класса рабовладельцев были направлены прежде всего на удержание в повиновении рабов и крестьянских масс, что войны, междуусобицы и восстания заполняли конкретную историю древнейших цивилизаций, наконец, что раб и рабовладелец равным образом верили в полную зависимость своих судеб от безграничной и абсолютной роли жестоких и кровожадных богов, деспотичных, утопавших в неге и роскоши властителей, мудрых и всесильных жрецов.
Мы опять же привычно восхищаемся известными результатами многогранной деятельности древних: их дворцовой, храмовой и фортификационной архитектурой, их скульптурой,
Мир древних цивилизаций для нас, как и мир первобытный, — это прежде всего удивительный, особенный мир, мир непохожего. И мы, сами не замечая того, отказываем и тому и другому как раз в том, что связывает нас и древних в единое человеческое братство, — в мужестве и дерзании, в вечной неудовлетворенности и стремлении к лучшему, в извечном всегда и везде и во веки веков приоритете мысли, дерзания и дела над суевериями, страхом и довольством животного благополучия. Мы забываем о том, что человек только потому и стал человеком, что всегда им был. Частное, особенное заслонило от нас общечеловеческое.
Каждый человек — сперва человек и лишь потом египтянин, ахеец, ольмек, ирокез, франк или вятич, не так ли?
Думается, что вот такой, человеческий взгляд на людей и общества седой древности присущ и Туру Хейердалу и что именно здесь ключ к его, хейердаловскому, видению истории древнего человечества.
С точки зрения Тура Хейердала, человек самых отдаленных от нас времен был в главном таким же, как мы, человеком, т. е. он мог и должен был знать, дерзать и побеждать. Не раб, а хозяин мира, в котором он жил, — вот кем он был, древний землепроходец и мореплаватель.
В совершенстве постигнув окружающую их природу, ее закономерные изменения и ее капризы в равной степени, древние умели преодолевать и преодолевали горы и пустыни, моря и даже океаны, преодолевали с помощью средств, которые необоснованно кажутся нам, оценивающим их с высоты научно-технической революции XX века, примитивными.
Но разве наши потомки из XXIII века не будут приходить в ужас от примитивности ракетного двигателя, изготовленного в XX веке?..
О том, что древние ощущали себя именно хозяевами окружавшего их мира природы, убедительно свидетельствуют сохранившиеся до наших дней в памяти потомков широко распространенные по всему свету их мифы. Герои мифов это всегда люди, действующие наравне с богами, а нередко и вопреки их воле, дерзко преобразующие природу сообразно нуждам людей, создающие для людей наиболее существенные элементы культуры, обучающие людей важнейшим ремеслам, умениям, навыкам и т. д. Героям мифов, как и их создателям, неведомы страх и робость, покорность судьбе и довольство малым.
Историки и фольклороведы скрупулезно ищут в мифах следы и отголоски подлинных исторических событий; философы и лингвисты пытаются вывести из них особенности «мифологического» сознания, якобы присущего людям древности. Но мало и редко кто задумывается над тем, что мифы — зеркала, донесшие до наших дней отражения самих человеческих душ и характеров древности.
Тем и мудр Хейердал, что он поверил в общечеловеческие возможности и способности людей древнего мира. Вот почему модели исторических процессов, создаваемые умом Хейердала то для одной, то для другой части древнего мира, со временем подтверждаются фактами!
И удивительнее всего то, что Хейердал моделирует древние страницы человеческой истории на волнах океана. Потомку скандинавских викингов океан видится столь же уместной ареной исторических свершений, как пустыня бедуину, как льды и снега эскимосу. И он, конечно, прав.
Как иначе объяснить находки японских сосудов эпохи IV–III тысячелетий до н. э. на берегах нынешнего Эквадора или глубоко зарытый у побережья Венесуэлы клад римских монет IV века н. э.? Такие факты ставят в тупик сухопутные умы, но для того, кому водная стихия — дом родной, это лишь новые доказательства того, что океан был освоен человеком уже в глубокой древности.