От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
А в эти самые дни контр-адмирал Нельсон сокрушался, что англичан опередил русский флагман. «Все эти острова давно должны были быть нашими, — печалился он в письме своему собрату, посланнику Спенсеру Смиту. — Капитан Троубридж был готов совсем к отплытию, когда я с огорчением услышал, что русские уже там».
От Кефалонии эскадра направилась к острову Святая Мавра, последнему оплоту французов перед Корфу.
На рейде Ушакова приветствовал отряд кораблей Сенявина, который сразу же доложил флагману:
— Крепость мы обложили со всех сторон, но комендант Миолет
Ушаков направил Миолету предложения о капитуляции, и, не дожидаясь ответа, корабли открыли ураганный огонь по крепости. Тут и там заполыхали огни пожаров, французы поняли, что сопротивление бесполезно, и еще засветло выкинули белый флаг. Из крепости вышли два офицера и вручили Ушакову ответ. Французы соглашались на переговоры о капитуляции. «…Мы полагаем на вашу гуманность и добросовестность и заранее уверены, что никогда не нарушите законов войны».
Читая письмо, Ушаков возмущался: «Когда якшались с Али-пашой, о законах небось не вспоминали. Ну, да Бог с ними».
Спустя три дня полковник Миолет вывел из крепости гарнизон, сдал два знамени, флаг, шестьдесят пушек, восемьсот ружей, сотни пудов пороха. Покидая Мавру, Ушаков оставил жителям рекомендации по самоуправлению, подобные розданным на предыдущих островах. Путь на Корфу был открыт.
Отправляя два месяца назад отряд под командой капитана 1-го ранга Селивачева к Корфу, флагман в приказе ставил главную задачу — «…всякую коммуникацию со оным островом французов пресечь». Селивачев приступил к блокаде и вскоре захватил в плен французскую 18-пушечную шебеку. В конце ноября на рейде Корфу стала на якоря русско-турецкая эскадра, началась подготовка к штурму.
Более пяти веков этот остров принадлежал Венецианской республике. Богатые купцы соорудили здесь солидную цитадель. Остров запирал вход в Адриатику. После захвата острова французы возвели новые мощные укрепления, земляные валы, водные преграды, каменные бастионы. Новая крепость состояла из трех отдельных фортов, соединенных подземными переходами. Крепостные сооружения прикрывали 600 орудий, защищали 3000 человек гарнизона, припасов хватало на полгода. В бухте, под крепостными стенами, стояли два линейных корабля, фрегат, десяток других судов. Подходы к острову со стороны моря прикрывали острова Лизаретто и Видо. На Видо крепостные сооружения не уступали корфинским.
Еще на подходе к Видо Ушаков верно оценил его значимость.
— Вот ключ к Корфу.
Осада этой крепости началась с неудачи. Для штурма такой крепости надлежало иметь двойное превосходство в людях, а их было один к одному. Ушаков решил начать осаду с обстрела крепости по уязвимым местам береговыми батареями. Одну из них расположили южнее, другую на севере, близ деревни Мандуки. В этот раз подвели местные ополченцы. Поначалу батареи успешно обстреливали крепость, и французы несколько раз пытались вылазками их уничтожить. На южной батарее в основном, больше тысячи, подступы прикрывали ополченцы. На рассвете 20 ноября из крепости неожиданно ринулись в атаку около шестисот французов. Полусонные ополченцы враз разбежались,
Ушакову стало ясно, что наличными силами успеха не добыть. Спустя неделю подоспел отряд Сенявина. Флагман усилил бомбардировку крепости, держал под обстрелом французские корабли. В начале декабря возвратился из крейсерства от берегов Египта отряд Сорокина. У них вышел запас провизии, едва дотянули до Корфу на полуголодном рационе. Да и на остальных кораблях эскадры припасов было внатруску. По договоренности снабжать должны были турки, но от них два месяца не пришло ни одного транспорта с провизией. Приходилось Ушакову брать в кредит у местных купцов, но они делали это весьма неохотно.
Накануне Рождества из Севастополя прибыло подкрепление, два новых линейных корабля под флагом контр-адмирала Павла Пустошкина. Обнялись старинные приятели, служба вновь свела друзей юности. Особенно обрадовали Федора Федоровича припасы провизии.
— Наконец-то дождался тебя, Павел Васильевич, совсем измучился со съестным — ни денег нет, ни сухарей. Турки все обещаниями сулят, а ничего не шлют.
— Как же обходитесь, — недоумевал Пустошкин. — Что же Адмиралтейство Николаевское?
— Какое там, мы здесь будто в опале, оказии с Черного моря весьма редки. — В голосе Ушакова сквозило возмущение. — Посланник Томара бумагами отделывается. Мордвинову вроде бы невдомек. А служители иногда впроголодь ко сну отходят.
— Томара-то у султана сидит, куда смотрит?
— Тайный советник в тепле обретается, небось не голоден, потому нас и не разумеет. Токмо советами докучает. — Ушаков брезгливо поморщился. — Рекомендует турок на французов натравливать, ровно собак. Того более, — Ушаков достал из секретера шкатулку
с письмами. — Вот послушай. «Пущай они, что хотят делают с французами, а вам обременяться с пленными не следует, оставляя французов на произвол турков».
— А, каково? — Ушаков закрыл шкатулку. — Хотя французы — якобинцы, токмо мне от этого не легче. Совесть-то не дозволяет зверем быть, с пленными не по-людски поступать.
Пустошкин рассказал, что Томара располагает сведениями, как будто Нельсон норовит наши корабли от Корфу отвадить, блокаду снять, дабы, мол, оказать помощь королю Обеих Сицилии.
Ушаков не ответил, а только опять открыл шкатулку, вынул бумагу, протянул Пустошкину.
— Вот полюбуйся, Павел Васильевич, как Нельсон печется о том, что ты поведал.
Пустошкин, читая, покашливал.
— Сей адмирал, я слыхал, отваги немалой, одна-че, — Пустошкин вернул письмо Ушакову, — и он при Санта-Крусе с десантом фиаску испытал от гишпанцев.
Слушая Пустошкина, Ушаков думал о другом. Вспоминал, как в Константинополе его отговаривал Сидней Смит от похода к Ионическим островам и к Мальте.