От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
— Только не его подарки! Конечно, знай Анри… — Мадам Пайе хрипловато засмеялась. — Но зачем ему было знать? Я справилась сама… Мне было семнадцать, и я была влюблена как кошка. У меня не было мужчин, кроме твоего деда. Вот так-то!
— Конечно, — неуверенно начал Анри, но басконка Тереза желала говорить, и внук замолчал, а она жадно, взахлеб вспоминала молодость и мужчин, которым когда-то сказала «нет». Маршал, генералы, министры, папский нунций, банкиры, поэты и… император.
— Мы ведь одного поля ягодки, —
Дед вспоминал императора часто, бабушка — никогда, только улыбалась, слушая мужа, и не малолетнему внуку было понять смысл этой улыбки. Но сегодня мадам Пайе, казалось, бросала свои тайны на вышитую скатерть.
— Будь я посговорчивей, — мадам Пайе лукаво подмигнула, — Анри бы маршальский жезл заимел. К рогам в придачу, только кто бы про них узнал? В Баскони сперва хитрость, храбрость уже потом, когда деваться некуда. Это Анри с хитростью разминулся, все де Мариньи такие, а ты, как ни пишись, — де Мариньи. В Пти-Мези тебе делать нечего, ты тут, чего доброго, на дочке нотариуса женишься. Уж лучше на туземке, а что? Я для шуазца, считай, туземкой была, а как прожили… Пусть и ссорились, а ни он ни разу не пожалел, ни я!
Анри все же спросил, сам не зная, для себя или для нее. Про императора, которому отказали. Конечно, басконец не мстил, иначе дед рассказывал бы другое и по-другому, и все же…
Женщина ответила недобрым смехом, потому что от начала до конца прочитывала газеты, в которых печатался курс акций. Отсмеявшись, Тереза заговорила. О газетчике, чье имя из брезгливости не желала называть. Этот господин три номера кряду расписывал страдания семьи виднейшего банкира, чья супруга отвергла притязания тирана…
— Знавала я этих страдальцев, — хмыкала басконка. — Муженек попался на растрате и решил откупиться даже не деньгами, их бы император взял, а женой. Ворюгу судили и расстреляли, а вдова выскочила замуж за военного интенданта. Потом его тоже расстреляли вместе с десятком других субчиков, и тоже за кражи.
— Оружейные мануфактуры? — припомнил Анри. — Дед, кажется, рассказывал…
— Он так и не понял, что крали и будут красть всегда. Твой дед ни черта не понимал, как же я могла его не любить? А император… Старый черт чуял, когда остановиться. Если хотел и мог съесть, ел, нет — отступался и забывал, потому и умер в своей постели. От меня отступился, и мы отлично поладили, даже в карты, когда он захворал, играли…
Это был странный, ни на что не похожий вечер. Анри пил, освежал бокалы, снимал нагар со свечей и слушал о том, что когда-то
— Напоследок, — объяснила бабушка, и капитан понес ее вниз.
Скрипучую лестницу украшало вывезенное из имения зеркало; возле него Тереза велела внуку остановиться, а служанке — поднять лампу. В загадочной глубине высокий военный держал на руках хрупкую женскую фигурку.
— Так все и было, — сказала мадам Пайе. — Так и было…
Во сне она умерла. Пришедшая раздвинуть портьеры служанка не сразу это заметила.
«Мадам была такая спокойная, — горестно повторяла она, — такая спокойная… Ни за что не подумаешь!»
Вызванный для порядка врач долго мыл руки, потом согласился выпить коньяка, не зная, что пьет из той же бутылки, что и покойная. За окнами дождь мешался сразу со снегом и туманом, из белесого месива обугленной костью выпирала ветка яблони.
— Омерзительная погода, — поморщился доктор. — Что собираетесь делать?
— Улажу формальности, повидаюсь с родственниками и вернусь в Шеату.
— Что ж, там по крайней мере сухо… Между нами, иди речь не о мадам Пайе, я бы настаивал на полицейском расследовании. Если вы думаете, что ее убила тяжелая пища и спиртное, вы ошибаетесь. Мадам была смертельно больна, но еще одно Рождество она бы встретила. Если бы пожелала.
— Но…
— Видите ли… Я прислал ей для облегчения болей лауданум, но мадам объявила, что выплеснула его в камин. У меня не было оснований не верить. Она ведь была очень предана мсье Пайе?
— Да, — не стал вдаваться в подробности Анри.
— Что ж, уснуть и не проснуться в день рождения супруга — не худшая фантазия… Поймите меня правильно. У меня нет уверенности, что мадам воспользовалась лекарством, но она могла сделать это.
— Но если она этого не делала…
— То ей хватило самого желания уйти. Это не первый подобный случай в моей практике. Что, по-вашему, первично, дух или материя?
— А черт его знает…
— Именно. Я тридцать шестой год латаю материю, а дух если не помогает, то мешает. По большому счету с нами случается либо то, чего мы желаем, либо то, чего мы боимся. Можете спорить.
— Зачем? — С гаррахами случилось то, чего они боялись; с Терезой — то, чего она хотела… А что бывает с теми, кто недостаточно боится и мало чего хочет? А ведь таких большинство…
— Как думаете, — сменил тему доктор, — к Рождеству в Иле управимся?
— Я бы накинул еще пару недель.