От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
— Я не могу, Макс. Не могу больше. Здесь свет. Здесь люди, которым я нужен.
— А там, — Максим потянул его за рукав, — люди, которые платят деньги за твои концерты и диски!
— Здесь боль, которую я могу превратить в золотые лучи. — Кирилл, казалось, совсем не слышал друга. — Как жаль, что ты этого не видишь. Я и сам не всегда… Его невозможно увидеть в зале. Настоящий свет появляется, когда я играю для того, кому действительно нужна помощь. Я играл тогда для Насти…
— Но ведь и Настя была в ЗАЛЕ! — Диана стала перед мужем. — И такие, как
— Да! — крякнул Максим. — Играй ты в своих больницах, кто мешает. Из твоих волонтерских вылазок можно очень даже хороший пиар-ход сделать.
Кир грустно улыбнулся. Червячок сомнения, выползший на слова Динки, испарился, едва заговорил Макс. Хрустальные облака, золотые лучи, нереально-лазурное небо, взмах черного крыла — все это превратить в банальный пиар-ход?
— Ничего ты не понял, друг. Игра за деньги и игра ради света… Это все равно… все равно что подменять пиво лимонадом! Один раз попробуешь, второй — не захочешь.
— Отлично! А жить ты на что думаешь? — Максим не выдержал, закричал в голос: — Твой свет тебя накормит?! Или за квартиру заплатит?
— Максим, помолчи хоть немного! — Сталь в голосе, сдвинутые брови, Кир еще не видел Диану такой, Макс, привыкший командовать, и тот отшатнулся от жены. — Кирилл, а ты послушай меня. Если тебе так противен… противна игра за деньги, можешь отдавать эти деньги тем же больницам! Шевчук, к примеру, занимается благотворительностью. И другие музыканты. Но при этом не гробят свою жизнь! И… — она запнулась, растерянно заморгала, — и жизнь своих близких.
Кир молча смотрел куда-то вдаль.
— Так. — Максим решил, что он уже достаточно «немного» помолчал. — Или ты, кретин, садишься в такси, или я тебя сейчас в поросячий хвост скручу и в багажник засуну. И в таком виде доставлю на репетицию! Или нет, сначала в наркологический центр заедем, пусть проверят, какой дряни ты нанюхался!
Кир покачал головой:
— Нет. Не скрутишь. И не засунешь. Ты светлее, чем сам думаешь…
— Так! Хватит! Поехали! Диана, скажи ему… что-нибудь!
— Не засунешь ты его никуда! Таксист удрал, мерзавец, — устало проговорила Диана, вновь становясь такой знакомой Динкой. Как же они с Настей похожи!
Макс выматерился.
— Подожди. Вот, послушай… — Кирилл перехватил гитару.
— Да что я, брынканья твоего не слышал? Я…
Хрусталь.
Ударили пальцы по струнам.
Перо. Одинокое. Черное, как смоль. Купается в облаках. Черное на белом. Белое на золотом. И сквозь золотое марево проступает…
…Кирюха, дружище мой, чуть ли не единственный в мире, ты ли это? Поседел, исхудал, в каких-то обносках, поешь перед порогом больницы. Ты в обносках, и ты смеешься, а директор госпиталя не хочет отпускать тебя, потому что вот уже третий безнадежный пациент выкарабкивается за последнюю
…Максим, менеджер мой неутомимый, ты ли это? Постаревший, но все с той же шальной улыбкой. В белом больничном халате. Но нет, ты не болен. Ты — директор этого госпиталя. Госпиталя, открытого как для богатых, так и для бедных. Даже для совсем бедных. Нет, ты все такой же предприимчивый делец, но больше не гонишься ни за прибылью, ни за славой. А гонишься… за чем? Неужели… Нет, невозможно, так не бывает.
…Я ли это? Нет, не я! Не могу я сидеть на собственной кухне в обнимку с этой куклой Кристиной. Сидеть и рыдать в унисон. Только не с ней! Да еще и рассказывать — пока Макс не слышит — о своей, пусть прошедшей, но все еще недогоревшей любви. Только не ей! Она ведь… Она же… Эх! Она тоже потеряла того, кого любила… Пусть своеобразно, но любила. И талантливого перспективного рокера, и свихнувшегося на странных идеях чудака. Чудака, от которого вот уже несколько месяцев нет вестей. Две молодые девушки сидят в обнимку, а за спинами, словно из тумана, возникает пожилое, но такое знакомое лицо. Нет, невозможно, так не бывает.
…Сероглазая, ты ли это? Моя находка и потеря, мой сон — и прекрасный, и страшный одновременно. Ты здесь, ты пришла, ты говоришь о золотых крыльях, о хрустальных облаках, о том, к чему я всю жизнь только стремился. «Мне подарили свет. Почему именно мне?» — «Тебе не дарили. Он уже был в тебе». Ты — мой ангел, ты вернулась, а значит, мне пора уходить. Ноги в мозолях, рубаха истерта, но этот путь будет легким. Сероглазая. Ты вернулась. Невозможно. Так не бывает.
Пальцы бьют по струнам.
Звон. Далекий смех бьется о хрусталь, пытается достучаться, докричаться.
Хрусталь.
Пальцы бьют по струнам.
Макс уже не пытается вырвать из рук гитару.
— Ты… ты… — Максим растерянно топтался на месте, затем неуверенно пробормотал: — Ты представляешь, какой из этого может получиться хит?
— Кирюша, что… Что это было? — Динка очень сильно побледнела.
Кирилл стоял молча, задумчиво разглядывал гитару. Он уже не порывался уйти. Но его больше никто не останавливал…
Глеб Паршин
Хмурая пятница
Динамик над моим ухом взревел, как всегда, неожиданно, пропев при этом, что «знает три слова». Я безуспешно попытался нащупать пульт, раскопал часы под подушкой и с трудом продрал глаза. Кто-то поставил таймер ровно на семь утра. Причем, кроме меня, этого никто не мог сделать. Я тоже знаю три слова.
— …по прогнозу гидрометцентра сегодня продолжительные дожди и дальнейшее понижение температуры, — обрадовал мерзостно бодрый голос из радиоприемника.