От меня беги
Шрифт:
— Отойди, Рита. Я ему оторву то, чем он думает.
— А оно мне еще надо! Так что, не отойду, — вздергивает нос.
Лицо Трофимова полностью меняет цвет.
ОНО и мне, как бы, надо. Только не спрашивают. Кто бы сказал, что за мой член такая дележка начнется, не поверил бы!
— Со мной идешь, — скрипит зубами, кивая на выход, — мальчик. Или сюда другая охрана явится. Такими добрыми, как я, они не будут.
Понимаю, поэтому отодвигаю свою Заразу в сторонку, впихивая свой телефон в руки. Нажимом показываю,
Открывает рот и, хмурясь, закрывает его. Показательно чмокаю её в припухшие губы и получаю тяжелый подзатыльник от Владимира. Усмехаюсь. Подталкивает меня к двери.
— Пшёл! — подмигиваю Рите. Падать духом сейчас нельзя. Её боевая артиллерия нам пригодится. — Одевайся и спускайся вниз, — гаркает на нее.
— Могу и голая выйти, раз так срочно! — уже в спину ему кричит.
Матерится Трофимов и толкает меня в лопатки. Запинаюсь, но равновесие держу. По коридору до лестницы и вниз. Так же «нежно» помогает сесть в кресло перед Тимуром Тагировичем. Спиной ко мне стоит. Гостиная у них светлая. Если бить начнет, то запачкает ковер под ногами. Жалко даже.
Адреналин резко проникает в кровь, когда поворачивается ко мне. Видок такой, будто меня уже расчленили.
— Скажи-ка мне, Дима, ты себя бессмертным почувствовал?
Слегка, да. Но это тот случай, когда риск оправдан.
— Ко мне претензии, Тимур Тагирович?
Подзатыльник от Владимира не заставляет себя долго ждать. Скриплю зубами. Глупо в ответ бросаться. Втопчут в пол. Помоют его и будут жить дальше, а у меня Зараза теперь есть. Нельзя лихачить.
— Борзота, — криво улыбается, но в глазах лед. Такие разборки на холодную голову ведут. И побеждают, потому что работают мозгами, а не на эмоциях. Об этом нам всегда Аристарх втирает.
— Рад стараться, — расправляю плечи, как перед боем.
— Ты мою дочь в покое оставь.
— Так она не ваша.
Прищуривается. Ноздри раздувает.Я тебе не моя мать. Не нагнешь.
— Ты сестру увидеть хочешь, Дима?
— Сейчас шантаж будет?
— С чего бы? Мирная беседа. Конструктивный диалог двух взрослых людей. Ты же взрослый, Шумов?
Ложь. Усмехаюсь. Все, что он скажет, тупо блеф. Аву я не увижу и Риту потеряю.
— Не договоримся мы.
Слышу возню за спиной. Владимир кому-то отвечает.
— Ты мое предложение не слышал.
— Мне оно не подходит.
— Сученок, — приспускает на время броню, но тут же на лице опять маска властелина мира.
— Тимур, у нас гости, — басит за спиной Трофимов.
— Кто?
— Янкевич с Бесовым.
Ой-ё… Не по плану, но по мою душу.
Одновременно с «гостями» спускается Рита. По выражению лица не могу понять, видела ли она свидетельство о рождении. Слишком серьезная и на себя
— Ты по делу, Олег? — жмут друг другу руки. Ахметов скашивает взгляд на Риту. Та настырно идет ко мне. Встает за спиной.
— За сыном, — прямой мне в глаза. Нокаутирует «батя».
— Сыном? У тебя же нет.
— У меня их целый зал, — улыбается, — одаренных.
— Плохо смотришь за детками своими.
— Что он натворил?
Все взгляды обращаются на меня. Рожа стремительно краснеет, но за мной моя Зараза. Не могу ударить в грязь лицом. Расправляю плечи.
— А я, батя, натворил то, после чего обязан жениться.
Звенит в ушах от неловкости. Олег сжимает челюсти. Бес открыто улыбается. Про остальных молчу. Шинкуют меня вместе с ОНО.
— Так нам, получается, руки дочери у тебя просить надо, — Янкевич смотрит на Ахметова.
— Не у него, — раздается за спиной, — нет у Тимура Тагировича таких прав.
Ну все…
Грянул прилюдный пиздец.
Аву я теперь точно не увижу…
37. Ахметова
POV Маргарита Ахметова
Наверное, первый раз в жизни я так зла. Мне хочется бросать не только словами, но и предметами, которые меня окружают. Светильником или графином, например. И желательно, чтобы что-то долетело до головы Тимура Тагировича. Мы в его кабинете. Мы — это я и два моих озабоченных безопасностью папочки. Всю трясет от эмоций. Не знаю, какие резервы использую, чтобы не сорваться в пропасть.
Вдруг все прожитые годы превращаются лишь пыль. В кино, где я просто играла роль по чужому сценарию. И родители не родители. И я не я.
— Только не надо мне врать сейчас. Я видела свидетельство о рождении.
И там вместо фамилии Ахметова стоит совсем другая… Трофимова Маргарита Владимировна.
Трофимов Владимир Юрьевич — отец.
Трофимова Элла Борисовна — мать.
Все, как в тягучей мелодраме.
— Рита, — начинает Тимур Тагирович, — ты же умная девочка. Давай без скандалов обойдемся.
Не обещаю. Я себя с трудом контролирую. Маленькая девочка во мне накопила обиды и сейчас стоит с автоматом, чтобы всех этими обидками расстрелять.
— Тебя хочу услышать последним, а вот этого человека, — поворачиваюсь к Владимиру, — первым. Что там по списку? По каким хреновым причинам можно отдать своего ребенка другому человеку?
— Рита… — хрипит Трофимов. Видно, что ему плохо, но на фоне собственного самочувствия другие факторы попросту меркнут.
— Я хочу знать правду. И шанс у тебя только один.
Вот сейчас во мне говорит воспитание Ахметова — жесткость, цинизм и никакой пощады.
Я-то думала, почему отец не находит для меня времени?