От мифа к литературе
Шрифт:
Повествование у Кафки часто развертывается в соответствии с логикой абсурда. Повествовательные уровни и планы противоречат один другому. Полисемантические символы меняют смысл с изменением уровня, смысл может стать прямо противоположным. Кафкианский полисемантизм на поверхностном уровне проявляется как абсурдистская фантазия, что связано с эпистемологическим релятивизмом. Кафка конструирует свою модель мира с конъюнкцией (и/и), а не с дизъюнкцией (или/или). Например, в новелле "Сельский врач" срочно будят врача для спасения больного. Чтобы отправиться к больному, он вынужден оставить свою горничную в руках некоего грубого мужчины. На первый взгляд больной ему кажется здоровым, но затем он вынужден остаться с больным в его постели, чтобы лечить его раны, потом доктор в конце концов убегает. Где же истина? В жертве врача ради мнимого больного или в эгоистическом отказе врача разделить страдания с истинно больным? Истина двойная, вопреки противоречиям и впечатлению,
Антиномия личности и сверхъестественных необъяснимых сил, так же как и логика абсурда, являются предпосылками кафкианской мифологии социального отчуждения. Не только сам индивид и сверхъестественные силы, но и отношения между ними становятся объектом мифологизации. Этим путем символизируется социальное отчуждение, которое описывается, например, в новелле Кафки "Превращение", где трансформация героя в отвратительное насекомое отделяет его от семьи и социальной среды. В произведениях Кафки известную роль играет символизм одежды, которая подчеркивает внешний социальный статус, независимо от самой личности. Обратившись снова к "Замку", вспомним, как Кламм все время меняет свою одежду, но его черный пиджак остается знаком его статуса. Ливрея Барнабы указывает на его службу в Замке, ожерелье Амалии - эротический знак и т.д. Обратный смысл должно иметь отсутствие формы у чиновников трибунала. В какой-то мере сходен и феномен изменения личности так называемых помощников героя: когда они на службе, они походят друг на друга, как близнецы. Все эти примеры содержат также намек на нивелирование личности.
Специфический характер кафкианской творческой мифологии может быть вскрыт при сравнении ее с традиционными мифами. Новелла "Превращение" в принципе сравнима с тотемическими мифами и волшебными сказками. Но они находятся на противоположных полюсах: в тотемических мифах превращение предка в животное, часто в момент смерти, ведет, в конечном счете, к его перевоплощению (реинкарнации) в наследниках и к религиозному поклонению ему. Следовательно, тотемическая метаморфоза означает единство рода, в отличие от истории семьи, отвернувшейся от бедного героя Кафки. В сказках превращение в безобразное животное обычно бывает временным результатом колдовства, иногда это естественное возвращение чудесного матримониального партнера в свой клан, т.е. опять, как и в мифе, подчеркивает единство с кланом. Таким образом, новелла Кафки кажется мифом наизнанку, антимифом и антисказкой. Так же и в романах Кафки герой, в отличие от героя мифов, сказок и средневековых романов, не проходит с успехом инициационных испытаний, а обречен на конечную неудачу: в "Процессе" он не может войти в "дверь закона", в "Замке" он тоже ничего не добивается, засыпает в неподходящий момент, когда, кажется, мог чего-то достигнуть. Характер героя у Кафки, упрямый и мятежный (казалось бы, это черты скорей героические), не помогает, а мешает ему пройти инициацию. Не случайно Барнаба принят в Замок после потери храбрости; это противоположно ситуации в мифе, сказке, куртуазном романе и т.д. Еще раз повторим, что у Кафки мы имеем антимиф, антисказку и т.д. Вместо слияния с социумом - отчуждение.
В романе XX в. существует множество вариантов мифологизации - например, апологетический подход к дохристианской мифологии у Д. Г Лоренса ("Пернатый змей"), описание одичания человека у У. Голдинга ("Повелитель мух"), синтез позиций Т. Манна и Дж. Джойса у Г. Брюха ("Лунатики", "Смерть Вергилия", "Невинная"), эксплуатация греческой мифологии на манер Джойса у Дж. Апдайка ("Кентавр") и т.д. В "Презрении" А. Моравиа находим уже реакцию на мифологизм Джойса.
Отдельно надо было бы сказать о латиноамериканской литературе (Астуриас, Карпентьер, X. М. Аргедас, особенно Г. Г. Маркес) и также африканской (например, Катеб Ясон). В этих странах модернистский мифологизм скрещивается с реальными фольклорными мифологическими традициями. Прекрасный пример - "Сто лет одиночества" Маркеса, где мы находим мифологические модели мировой истории, латиноамериканской истории и истории Колумбии, где встречаем культурного героя, инцест предков, мифологизацию частной жизни, жизни/смерти, памяти/забвения.
Приложение КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О НЕКОТОРЫХ РАЗВИТЫХ МИФОЛОГИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ
КЛАССИЧЕСКИЕ МИФОЛОГИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ
СКАНДИНАВСКАЯ МИФОЛОГИЯ
В пространственной модели мира по горизонтали: жилище богов Асгард и "средний мир" людей (Мидгард) противостоят внешнему миру Утгарду и Ётунхейму (в последнем обитают великаны ётуны, или турсы) как центр периферии, отчасти как культура природе, как "свои" "чужим". При этом Север и Восток демонизированы. Земля противостоит океану, змей Мидгард - змею Ёрмунганду, живущему в океане.
По вертикали: космос представляет собой мировое древо - ясень Иггдрасиль, на среднем уровне которого находится земной человеческий мир Мидгард, на высшем уровне - Асгард и Вальхалла, а
Во временной модели мира: мир возникает в результате взаимодействия воды и огня с холодом; темный мир
Нифльхейм смешивается с ядовитым инеем огненной страны Муспелльсхейм. Из пены остывающих подземных вод мировой бездны появляются первый великан Имир и корова Аудумла, из соленых камней - Бури, отец Бора, из подмышек и трущихся друг о друга ног Имира - другие инеистые великаны, хримтурсы. Боги, сыны великана Бора, подымают землю, в частности Тор вылавливает из воды змея Мидгарда и устраивает Средний мир. Один, Лодур и Хёнир оживляют древесные прообразы людей (ясень аск и ольха или ива Эмбла); появляются норны, определяющие их судьбу. Боги устраивают небесный свод, определяют роли солнца (Соль) и месяца (Мани), сестры и брата. В процессе мироустройства они обуздывают демонического змея Ёрмунганда, волка Фенрира и их сестру Хель, а затем и их отца Локи.
За космогонией следует эсхатология. Золотой век предшествует войне асов и ванов (двух групп богов), первой войне в мире, а затем и первой смерти - юного бога Бальдра, сына Одина (от копья, которое подсунул Локи слепому богу Хёду). Далее начинаются всеобщие распри, приходит стужа, вырываются чудовища и огненный великан Cyрт; чудовищам сопутствует корабль мертвецов Нагльфар, управляемый Локи. Наступает всеобщая гибель (рагнарёк).
На фоне горизонтальной модели мира развертываются многочисленные повествования о борьбе богов с ётунами (великанами) и цвергами (карликами). Ётуны пытаются отнять богинь и чудесные атрибуты богов (молот Тора - Мьёльнир, волосы богини Сив, молодильные яблоки Идунн и др.). Чудесные предметы и эликсиры (копье Одина Гунгнир и его золотое кольцо Драупнир, уже упомянутый молот Тора, ожерелье Брисингамен, чудесный корабль Скидбладнир, сокровища карлика Андвари, мед поэзии) изготовляются цвергами, и боги добывают их хитростью. В основе подобных сюжетов лежат этиологические мифы, в которых боги выступают в роли культурных героев, но "происхождение" здесь как бы оттеснено "циркуляцией": чудесные предметы переходят от карликов к богам, от богов к великанам, возвращаются к богам. Один из любопытных примеров - добывание меда поэзии верховным богом Одином, выступающим здесь именно в роли культурного героя. Появление меда поэзии происходит следующим образом: после войны асов и ванов боги смешали свою слюну и сделали некоего квасира. Цверги убили квасира и из его крови сотворили мед, а затем отдали мед великанам в виде выкупа за убийство великана Гиллинга. Великан, Суттунг, его сын, поставил свою дочь сторожить мед в скале Хинтбьёрг. Один проник туда хитростью и, проведя с ней три ночи, выпил мед и унес этот источник вдохновения (ср. миф о глазе Одина в медовом источнике Мимира, шаманскую инициацию Одина, подвешенного на мировом древе перед получением чудесных рун, глоток меда после стояния Одина меж костров).
Скандинавский небесный пантеон, как уже было сказано, включает две группы богов: асов и ванов. Последние (Ньёрд, Фрейр, Фрейя) являются специально богами плодородия.
Верховный бог Один, воплощающий власть, мудрость, магию, - покровитель воинов, хозяин Вальхаллы. Тор - громовник, борец с чудовищами, представляет и военные, и аграрные функции, близок к образу культурного героя-богатыря. Тюр - покровитель военных собраний и поединков. Хеймдалль - страж богов. Локи - типичный трикстер; иногда он представляется братом Одина, который, как мы видели, имеет черты подлинного культурного героя. Соответственно, Один - отец богов, а Локи - отец чудовищ. Сам Локи - изобретатель рыболовной сети, но в основном он типичный мифологический плут, который хитростью помогает Тору вернуть его молот, захваченный великанами, похищает богиню Идунн и волосы Сив, добывает сокровища Андвари, отвлекает коня великана Тьяцци, чтобы помешать строительству Асгарда, подсовывает Хёду копье для убийства Бальдра, в конце мира открыто встает на сторону хтонических сил против богов.
ЕГИПЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Тотемизм, вернее - его пережитки проявляются в зооморфных символах мифологических персонажей: бык (Апис, Бата), корова (Хатор, Исида), баран (Амон, Хнум), змея (Апоп, Рененутет), змея//крокодил (Себек), кошка (Бает), лев (Тефнут, Сехмет, Хатор), шакал (Анубис), сокол (Гор), ибис (Тот).
Большинство богов имеют местное происхождение, связаны с определенными номами (областями): Птах - с Мемфисом, Амон - с Фивами, Тот - со Шмуном, Ра - с Гелиополем.
Офицер империи
2. Страж [Земляной]
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
альтернативная история
рейтинг книги
Птичка в академии, или Магистры тоже плачут
1. Магистры тоже плачут
Фантастика:
юмористическое фэнтези
фэнтези
сказочная фантастика
рейтинг книги
Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Warhammer 40000
Фантастика:
боевая фантастика
рейтинг книги
