От первого до последнего слова
Шрифт:
Долгов понюхал таблетку на своей ладони.
– Это, – сказал он Глебову, – абсолютно не похоже на нитроглицерин! Его не принимают такими… слоновьими дозами! И структура вещества совсем другая! Видите?
– Поэтому и нужно милицию вызывать, – пробурчал главный врач. На столе у него зазвонил желтый пластмассовый телефон, и он сердито сказал в трубку, что занят. – Вот его анамнез, этого вашего Грицука!.. Исследование сердечной мышцы в нашей больнице было проведено со всей тщательностью, и никаких отклонений не обнаружено! Даже возрастных. С такой сердечной мышцей можно в космос лететь,
– Тем не менее он принимал сердечные препараты!
– Да это никакой не сердечный препарат! Это некое таблетированное вещество в пузырьке с надписью «нитроглицерин»!
– Милицию нужно вызвать, – повторил главврач и, насупившись, глянул на Долгова. – Только этого нам не хватало! А все из-за твоих высокопоставленных больных, Дмитрий Евгеньевич!
Долгов молчал.
Позевывая, он сел за шкаф, где было его всегдашнее место, сорвал с головы зеленую хирургическую шапочку, вытянул длинные ноги и наобум открыл какую-то книгу, которая валялась в ординаторской на столе.
– Устали, Дмитрий Евгеньевич? – спросила молодая врачиха Тамара Павловна. – Может, кофейку?
Тон был такой участливый, что Долгов немного поежился за шкафом. Тамара Павловна и разговаривала, и смотрела как-то так, что он все время чувствовал себя неловко.
– Да нет, спасибо, – пробормотал он, не глядя на нее.
– А то выпили бы!.. Я только что заварила!
Он бы и кофе выпил, и съел бы, пожалуй, чего-нибудь, но… Тамара Павловна его пугала.
Он даже подумал было, не сбежать ли от нее в курилку, но ноги не несли, ей-богу! Операция, которую он только что закончил, продолжалась шесть часов и была не из легких.
Поэтому он пробормотал, что кофе категорически не хочет, и уткнулся в книгу.
Книга была «художественная», то есть не по медицине, и он, прочтя три предложения, немедленно начал над ней засыпать и, пожалуй, заснул бы, если бы не Тамара Павловна.
– Что-то вы скучный такой, Дмитрий Евгеньевич! – Она подошла, все-таки сунула ему в руки кружку с кофе, села напротив и красиво закурила. – Или устали?
– Устал, – согласился Долгов. Хирургическая роба не вполне сходилась у нее на груди, и он взглядом все время натыкался на белую пышность в развале зеленой ткани, и не знал, куда девать глаза, и мрачнел с каждой секундой.
– А что за больной? – красиво стряхивая пепел, спросила Тамара Павловна. – Ваш?
– Да… обыкновенный больной.
– Значит, не ваш, – констатировала она с сочувственной печалью. – Ох, Дмитрий Евгеньевич, Дмитрий Евгеньевич, что ж вы никак жить не научитесь!..
В ее сочувствии Долгов тоже видел подвох, а потому просто пожал плечами и отхлебнул из кружки. Кофе был скверный. Одно спасение, горячий, и то хорошо.
– Вот вы, – продолжала Тамара Павловна, щурясь на дым от своей сигареты, – молодой, подающий надежды врач, и хирург вроде неплохой, и кандидатскую защитили, и на кафедре работаете, а все без толку!
Долгов поболтал кружку, чтобы было послаще. Он не любил несладкий кофе.
– В каком смысле – без толку, Тамара Павловна?
– Да ведь
– Как все, – ответил Долгов неохотно. – Только я не понимаю, почему это вас волнует.
Тамара Павловна посмотрела на него долгим взглядом, наклонилась вперед, почти легла грудью на стол, так что в зеленом развале открылось еще немного белоснежной пышности, и Долгов уставился в стенку шкафа, где висел календарь за апрель, хотя на дворе давно стоял август. На календаре был изображен благообразный человек в костюме, сложивший руки «домиком» то ли в молитве, то ли в какой-то непонятной игре, и написано – «Наш дом Россия».
– А вы, Дмитрий Евгеньевич, думаете, что мы ничего не замечаем? Думаете, нам дела никакого нет? А мы, между прочим, все про вас знаем и очень даже вам сочувствуем!
– Да не нужно мне сочувствовать, что вы, ей-богу, – пробормотал Долгов, изучая благообразного человека на календаре и мечтая о том, чтоб кто-нибудь зашел или телефон бы зазвонил, на худой конец!
– Вы день и ночь работаете, и все бесплатно! Вы заведующему отделением диссертацию написали, и тоже бесплатно, а за это умные люди неплохие денежки получают! Вам больных каких оставляют?! Ну, каких?!
– Обыкновенных больных. Я, пожалуй, пойду, покурю. Извините меня. – Долгов поставил на стол кружку с недопитым кофе и сделал попытку встать, но Тамара Павловна его не пустила.
Глаза у нее сверкали, грудь вздымалась, зеленые складки ходили ходуном. Теперь они располагались очень неудобно: Долгов возвышался над ней, стоя почти вплотную, а она продолжала сидеть, не двигаясь с места, преграждая ему путь к спасению.
– А вам таких больных оставляют, которых по «Скорой» привезли или из поликлиники прислали! Вот каких! Никаких доходов от них нету! А вы все соглашаетесь, все никак кулаком по столу стукнуть не можете! Вот вы почку сейчас оперировали! Это чья почка была?! Кто ее должен был делать?!
– Тамар, разрешите, я выйду, – тихим грозным голосом попросил Долгов.
Она отмахнулась от него.
– Заведующий отделением ее должен был делать! И все об этом знают! – торжествующе заключила врачиха. – И он ее как будто сделал! Вы пришли, больной спал. Вы операцию провели и ушли до того, как больного разбудили! И больной-то не какой-нибудь простой, а со значением больной, из министерства! И завтра супруга его будет заведующему ручку целовать за то, что он ее муженька из беды выручил! А доктор Долгов в это самое время как раз дежурство закончит и на автобусе на кафедру поедет, какому-нибудь следующему ослу диссертацию писать!
– Да почему ослу, никакому не ослу… Можно мне выйти, Тамара Павловна?
Она с грохотом отодвинула стул и поднялась, вся пылая праведным гневом.
– Вот если бы я была ваша жена, – выговорила она с отвращением, – я бы вас на порог не пустила, дикаря такого! Человек может великие тыщи зарабатывать, а ходит в дырявых носках!
Долгов быстро посмотрел на свои ноги в шлепанцах. Он оперировал в самых обыкновенных шлепанцах, – трудно шесть часов выстоять в ботинках! – и никаких дырок не обнаружил.