От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным
Шрифт:
Бежать ей было некуда. Тогда она развернулась и бросилась на меня. Это было неожиданно и очень страшно. Теперь уже крыса гналась за мной. Она перепрыгивала через ступеньки, соскакивала в пролеты. Правда, я все равно был быстрее и захлопнул дверь перед ее носом.
ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
Кухни практически не было. Только квадратный темный коридор без окон. С одной стороны стояла газовая плита, с другой — умывальник. И не протиснуться. И за этой так называемой кухней жили соседи. Потом они с кем-то поменялись и въехали другие люди, семья из трех человек. А другим соседям,
В нашей коммуналке, в одной из комнат, жила еврейская семья: старенькие дедушка с бабушкой и их дочь Хава. Она была уже взрослой женщиной, но, как говорили про нее взрослые, жизнь у нее не сложилась. Замуж она не вышла и жила с родителями.
Отец ее был портным и, несмотря на то что казался мне очень старым, целыми днями что-то строчил на швейной машинке. Они были правильными евреями: по субботам не работали, а дед в обязательном порядке с утра до ночи талдычил Талмуд: бу-бу-бу… Как-то я даже не выдержал и спросил его, что он бубнит. Он мне объяснил, что это за книга, и мне сразу стало неинтересно.
Как обычно на коммунальной кухне, не обходилось без стычек. Мне все время хотелось как-то защитить своих родителей, заступиться за них. Надо заметить, что со старичками у меня были очень хорошие отношения — они меня любили, я часто играл на их половине.
И вот один раз я решил вмешаться. Реакция родителей была абсолютно неожиданной и мне непонятной. Они страшно рассердились. Для меня это было полным шоком. Я их защищаю, и вдруг они мне говорят: «Не лезь!» Почему? Я никак не мог понять.
А родители считали, что мои хорошие отношения со старичками, их любовь ко мне гораздо важнее мелких кухонных дрязг.
После этого случая я никогда больше в кухонные перебранки не лез. Как только они начинали ругаться, я просто уходил либо к себе, либо к старикам. Мне было все равно к кому.
Еще в нашей квартире жили пенсионеры, правда, недолго. С ними связано мое крещение. Соседка баба Аня была человеком набожным, ходила в церковь, и, когда я родился, она вместе с мамой втайне от отца, члена партии, секретаря партийной организации цеха, меня крестила.
Через много лет, в 1993 году, когда уже работал в Ленсовете, я поехал в Израиль в составе официальной делегации. И мама дала мне мой крестильный крестик, чтобы я освятил его на Гробе Господнем. Я выполнил ее просьбу, потом надел этот крестик и с тех пор не снимаю.
Ученик
«Я же не пионер, а хулиган!»
— Вы помните, как пошли в первый класс?
— Родился я в октябре, поэтому в школу пошел, когда мне было уже почти восемь лет. У нас в семейном архиве сохранилась фотография: я в школьной форме еще старого образца, серой, очень похожей на военную, стою с цветочным горшком в руках. Почему-то не с букетом, а именно с горшком.
— Хотелось в школу?
— Нет,
— И вы ни разу не ослушались?
— Когда мне было лет пять-шесть, я первый раз дошел до угла большой улицы.
Естественно, без разрешения. Это было 1 Мая. Я осмотрелся. Народ ходит, шум-гам, жизнь кипит. Я даже испугался немножко.
А когда уже стал постарше, мы с приятелями однажды зимой уехали за город, не сказав ничего родителям. Пропали, короче. Отправились в путешествие. На самом деле сели на электричку, куда-то заехали. Было холодно. Взяли спички. Кое-как развели костер. Есть нечего. Совсем замерзли. Сели на электричку, поехали назад.
Получили ремня. Больше у нас желания путешествовать не возникало.
— Перестали искать приключений?
— На время перестал. Особенно когда пошел в школу. С первого по восьмой класс я учился в 193-й школе, которая находилась в том же переулке, что и мой дом, минутах в семи ходьбы. Я всегда опаздывал на первый урок, поэтому даже зимой не успевал толком одеться. Вернее, так: одеться, добежать до школы, раздеться — все это требовало кучу времени. И чтобы его сэкономить, я не одевался, а пулей летел в школу без пальто — и сразу за парту.
— Впрочем, и сейчас, мы заметили, вы тоже не всегда пунктуальны.
— Но я стараюсь!
— А в школе вам понравилось?
— Какое-то время нравилось. Пока удавалось оставаться, что называется, неформальным лидером. Школа рядом с моим двором. Двор был надежным тылом, и это помогало.
— Вас слушались?
— Я не стремился командовать. Важнее было сохранить независимость. А если сравнивать со взрослой жизнью, то роль, которую я тогда играл, была похожа на роль судебной власти, а не исполнительной.
Пока это удавалось — нравилось.
Потом стало ясно, что дворовых навыков недостаточно, — и начал заниматься спортом. Но и этого ресурса для поддержания своего, так сказать, статуса хватило не надолго. Нужно было еще и учиться хорошо. До шестого класса я, честно говоря, учился через пень-колоду.
ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
Мы познакомились, когда Володя еще был в четвертом классе. Их учительница, Тамара Павловна Чижова, попросила меня: «Вера Дмитриевна, возьмите мой класс.
Ребята неплохие».
Я походила к ним на уроки. Кроме того, организовала кружок немецкого языка.
Интересно было посмотреть, кто придет. Пришли человек 10–12. Тамара Павловна потом спрашивает: «Ну, кто был?» Я ей рассказываю: Наташа Солдатова, Володя Путин… Она удивилась: «И Володя? На него не похоже». А он с очень большим интересом сидел на занятиях.
Она говорит: «Ну подожди, он тебе еще покажет». «Почему?» Она ответила, что он слишком шустрый, неорганизованный. Он даже пионером не был. Обычно в третьем классе принимали. А его именно потому, что он такой резвый был, и не приняли.