От первого лица

Житинский Александр Николаевич

Он вдруг, к удивлению своему, понял, что не слишком-то хочет попасть домой, даже и с Наташей. Нет, именно с Наташей меньше всего, поскольку такое посещение накладывало новые обязательства. Еще он сообразил, что почему-то вообще не рвется выбраться из этой квартиры сейчас, словно не все, что положено было сделать, им сделано... Толик? Странно, но он вспомнил о Толике, который, по всей вероятности, еще сладко спал, и Владимиру показалось неудобным — что вовсе уж смешно! — уходить, не попрощавшись с Наденькой.

Наташа истолковала его молчание благоприятным для себя образом. Она встала на цыпочки и поцеловала Пирошникова, а потом подтолкнула к двери Ларисы Павловны, за которой все еще

играла музыка. Убедившись, что молодой человек подготовлен для решительного шага, она сбегала за шубкой и с нею под мышкой направилась быстрым шагом к выходу из квартиры, откуда, оглянувшись, махнула Пирошникову рукой, мелко пошевелив при этом пальчиками. Засим она скрылась из виду.

Пирошников, как вы понимаете, снова попал в идиотское положение. Опять ему предстояло обмануть надежды. Но для очистки совести он все же решился сделать попытку, заранее уверенный в неуспехе. Он понуро поплелся в комнату Наденьки, где оделся, но никаких прощальных слов писать не стал, а лишь взглянул на спящего Толика и поправил тому одеяльце. Набрав в грудь воздуха, Пирошников постучал к Ларисе Павловне.

— Открыто! — донеслось из-за двери, и он с замиранием сердца потянул ручку на себя.

Принципиально, так сказать, комната Ларисы Павловны не претерпела изменений. Пол по-прежнему имел сумасшедший наклон. Отличие от предыдущего посещения заключалось в том, что пол на этот раз был наклонен в другую сторону и резко задирался от самой двери вверх к окну. Неизвестно, каким образом Лариса Павловна регулировала трансформации своего жилища, но факт остается фактом: Пирошников в пальто стоял у подножья соседкиной комнаты, а сама хозяйка находилась в глубине, точнее на высоте, занимая место в кресле, которое по-прежнему непонятно каким чудом удерживалось на паркете.

Интересно отметить, что окно, как и в первый раз, выходило наружу на уровне тротуара, а не на крышу, к примеру, как можно было бы предположить. Там, за окном, Пирошников сразу же заметил видимую лишь своей нижней частью фигурку Наташи, уже ожидавшей условленной встречи.

— Я вас слушаю,— царственно проговорила с высоты соседка.

— Я хотел... Простите.., Может быть, мне тоже будет позволено?.. — смешался Пирошников, просительно подняв голову вверх.

— Выражайтесь яснее,— сказала Лариса Павловна.

— Я хочу выйти через ваше окно,— без обиняков сказал Владимир, на что хозяйка, откинувшись на спинку кресла, ответила мелодичным и торжествующим смехом.

— Положим, это еще нужно заслужить,— продолжая смеяться, проговорила она и оглянулась на окно, где заметила придвинувшееся к самому стеклу тревожное Наташино лицо. Наташа, щурясь, высматривала происходящее в комнате и, должно быть, изрядно волновалась.

— Боюсь, что у вас не получится,— разом прерывая смех, довольно сухо произнесла соседка.— Впрочем, пожалуйста...

И она встала с кресла, направляясь к окну. Пирошникову страшно было смотреть на ее спину, опрокинутую высоко над ним, но Лариса Павловна, казалось, не испытывала никаких неудобств со стороны законов природы. Она, словно надутый гелием дирижабль, поднялась к окну и раздернула занавески, на что мгновенно отреагировала Наташа, отпрянув и скрывшись из глаз. Хозяйка же распахнула форточку квадратной формы и внушительного размера и жестом пригласила Пирошникова выполнить задуманное.

Отойдя к противоположной стене коридора, Владимир разбежался и впрыгнул в комнату, как десантник. Он сделал несколько быстрых шагов и достиг почти середины комнаты, но тут инерция разбега была потеряна, и Пирошников застыл на паркете в неловкой позе, чувствуя, что малейшее движение лишит его равновесия и опрокинет. Проклятые ботинки на коже! Они были хуже коньков на

льду и так же норовили со свистом выскользнуть из-под него. Пирошников, не отрывая ступней от пола, попытался изогнуться, что­бы рукою достать угол шкафа, но пальцы его схватили воздух, и он принужден был, чтобы не упасть, опереться ими о паркет.

Лариса Павловна смотрела на эту сцену, сохраняя олимпийское спокойствие. Она передвинулась к журнальному столику и закурила, скрестив руки на груди. Пирошников, покрасневший от напряжения, кинул на нее почти умоляющий взгляд, но хозяйка осталась к нему безучастна. Секунда — и он поехал вниз, ко входу, убыстряя движение. Там, в коридоре, он с яростью разбежался вновь и на этот раз добежал-таки до шкафа, где ему удалось сделать передышку. Подумав, он опустился на четвереньки и медленно пополз вверх, не обращая уже внимания на исключительную комичность своего положения. Пальто стесняло его движения. Пирошников вспотел, но упрямо продолжал карабкаться к желанной цели под холодным и внимательным взглядом Ларисы Павловны. Он сопел, больше от злости, но приближался к окну, где в этот момент снова возникло искаженное от сочувствия лицо Наташи. Наконец он достиг батареи отопления и выпрямился, держась за трубу, которая оказалась горячей. Окно нависало над ним. Пирошников ухватился за тонкую раму форточки, которая торчала внутрь комнаты, и отпустил руку от трубы.

— Осторожно! — вскрикнула Лариса Павловна, но было поздно. Форточка с треском оторвалась, оставшись у Пирошникова в руке, а сам он нелепо дернулся и, опрокинувшись, поехал на спине вниз, снося на своем пути кресла и стулья, об один из которых, конечно, разбил стекло форточки, осыпав паркет грудой осколков, которые, как льдинки на реке, поплыли к двери, набирая вместе с ним скорость.

С грохотом, ругательствами и под крик Ларисы Павловны Владимир выехал в коридор, сопровождаемый звенящими осколками и прыгающим стулом. Он ударился с размаху о противоположную стену и уткнулся лицом в рукав своего пальто, закусив его в остервенении.

Так оно все и было, никакого преувеличения здесь нет! Не успел, так сказать, рассеяться дым сражения, как Пирошников, подняв голову, узрел стоящих над ним Наденьку и дядюшку, уставившегося на него с последней степенью беспокойства; на заднем плане маячила старушка Анна Кондратьевна, молитвенно шевелящая губами. В дополнение ко всему в распахнутую из коридора на лестницу дверь через секунду влетела запыхавшаяся и растрепанная Наташа и тоже устремилась к поверженному Пирошникову.

— Вот он, красавец,— сказал дядюшка в полной тишине, а Наташа — верная, бедная, ни в чем не виновная Наташа — опустилась перед Пирошниковым на колени, расстегивая ему ворот пальто.

Пирошников глубоко вздохнул и поднялся — осунувшийся, бледный и несчастный. Он побрел в кухню, и все осторожно последовали за ним.

Глава 15. СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ

Интересно все-таки знать, к чему более склонно человеческое существо — к общественному или, так сказать, индивидуальному обитанию? Вроде бы давно доказано и показано, хотя бы и на примере потерпевших кораблекрушение моряков, попавших на необитаемые острова (Робинзон Крузо не в счет), что человек не может один, одиночество неизбежно превращает его в зверя. Но позвольте! Разве лучше действует обитание в коммунальной квартире? И таких примеров несравненно больше. Наблюдать, как живущий рядом индивид изо дня в день делает все не так (не так, как нам бы хотелось), например, заводит кошку, не гасит, извините, света в туалете, приводит не тех гостей, улыбается исключительно нагло и несимпатично — нет, это выше сил, это хуже необитаемого острова, это мука!