От подъема до отбоя
Шрифт:
Зато массовка с перцовкой оказались близкими и понятными, особенно образ дяди Васи, поглотившего все запасы коньяка.
Обед оказался чем-то выдающимся. Борщ был только по названию. На самом деле это был не борщ. Это было чудо кулинарного искусства. Что-то алого цвета, пахнущее невообразимо вкусно, остро и притягательно, как может пахнуть только еда приготовленная родной матерью, или молодой женой, или горячей соседкой-любовницей. Это алая субстанция сверху закрывалась золотистыми жирами и жирками, которые толстым прозрачным слоем бережно укрывали самую сущность недосягаемого огненно-горячего блюда. А в центре всей
После первого смотреть на что-то еще было невозможно. Но в тарелки тут же сами бросались котлеты из свежайшего мяса. Для дальнейшего описания у меня просто кончаются силы, ибо все живописать натурально и правдиво просто невозможно.
И снова дорога. «Эх, дороги, пыль да туман». Часам к восьми приезжаем в пункт назначения. Быстро в клуб. Клуб маленький, грязненький, но люди везде одинаковы. И везде хотят отдыха и хорошего настроения, и красоты, и обязательно хотят почувствовать себя людьми. И все это должны были дать в этот вечер зрителям мы.
Народ уже собрался и ждет. Быстро-быстро разгружаемся, гримируемся, да-да, мы уже перед выступлением стали гримироваться, становимся профи, меняем категорию. И выходим на сцену. Как и везде, овации, смех, радость. Хотели отстреляться за часок, а то и за минут за сорок. Но, как можно оставить зал с его надеждами, как можно недодать людям радость. Нет, все-таки нам еще очень далеко до профессионалов.
Заканчиваем в двенадцатом часу. Спать и в койку. Больше ничего не нужно, ничего не хочу. Кушаем в каком-то квадратном помещении. Что кушаем, настолько устал, что не понимаю. Спать, спать, спать. Да не тут то было.
Буквально насильно какие-то девахи тащат в вестибюль клуба на танцы. Дансинг по-научному. Какая все-таки нищета в нашей глубинке. Фойе стоит голое, без занавесок, как будто ободранное. Для танцев завели радиолу. Кипа старых пластинок. «Две девчонки танцуют танцуют на палубе Звёзды с неба летят на корму», «Сегодня праздник у девчат: Сегодня будут танцы!», «Я встpетил девушку, полумесяцем бpовь»
Среди пластинок (Боже, а вдруг эти пластинки – антикварные редкости и стоят бешеных денег?) нахожу знаменитого черного кота «Жил, да был Черный кот за углом». Ну-ка, где мои 17 лет, как там в ДК мы твист бацали?
Твист у меня получился от души. Поддержали еще трое наших. Только что была усталость, разбитость. Хотели спать, ни на что не было сил. Где все это. Где больные руки и ноги. О, юность, о, молодость!
Вот и деревенские девчонки с нами в компании. Со мной рядом Оксанка. Какая симпатяга. А зачем мне Оксанка? У меня есть Татьянка или Танюшка, голова едет. Водки, кажется, этим вечером не пили. А если пили, то, скорей всего, не много. Но точно не помню. А рассказать мне никто не захотел. Проснулся я у Оксанки. Но здесь, похоже, ничего не было. По крайней мере вид у нее был не очень довольный, а может просто не выспалась?
Наш коллектив строился на завтрак. Старлей был помятый, словно по нему проехала танковая рота, сержанты напоминали грибы-сморчки, прапорщик, которого очень долго искали по деревне, казался грибом-строчком. Может быть я уже начал ошибаться и все было наоборот. Прапор был грибом-сморчком, а сержанты казались строчками, но это совсем не принципиально.
Все по старой программе. Завтрак с усилием и нехотя. Или нехотя, но с усилием. Автобус
«Мы едем, едем, едем в далекие края». Наконец-то. Одиннадцать часов и мы приехали в последнюю деревню.
«Вот моя деревня, вот мой дом родной…»
Здесь нас тоже ждут с нетерпением. И все по обычному расписанию. Концерт. Маленький зал, мало народа, в основном бабульки почему-то. Но слушают внимательно, и тщательно, и старательно аплодируют. Ну, как таким зрителям гнать халтуру, как не постараться для этой старости, которая всю жизнь не видела ничего кроме земли и навоза, для которой наш концерт – вселенский праздник! Нет, не получатся из нас профи!
Стараемся. С одной стороны нужно побыстрее, чтобы успеть в часть засветло, чтобы не пролететь с ужином, чтобы вовремя лечь спать. А с другой стороны, как обмануть этих бабулек, которые ждали, оказывается, нас три дня и доверчиво пришли на концерт мастеров (!)
Наконец-то закончили. Худо-бедно, а в два часа уложились. Собираем инструмент, складываем все имущество. Если что-нибудь забудем, сюда уже никто второй раз не поедет.
Теперь обед. К пище мы полностью равнодушны. За прошедшие дни напились и наелись с избытком и в колхозных столовых и миленки накормили всех. Надолго хватит.
Нет, видимо с обедом придется погодить. Прапорщик нарисовался и поступила команда не расходиться. Так и есть! Прапор есть прапор! Прапор без выгоды нигде не бывает. Нашел какой-то груз в колхозном гараже, который пришел сюда по ошибке. Тут же прапорщик договорился поменять эти колхозные ящики на какие-то ящики в части. И теперь нам нужно погрузить все, что отдал колхоз на грузовик, чтобы забрать с собой.
Работа не очень большая, но выматывает до конца. Теперь обед, потом домой.
Вернулись мы в часть к полуночи. Ужин нам правда оставили. Но весь ужин был холодный, как дохлая лягушка, и есть такую еду после любовно поданных деревенских блюд никто не захотел.
Больше никуда мы не ездили и концерты нигде не давали. Но и за эти концерты, говорят, писали про воинскую часть в нескольких местных газетах и командиру полка была объявлена благодарность и не одна. Правда еще позже спохватились и на всякий случай объявили ему выговор, но это уж совсем потом. А мы вот так стали почти работниками искусства, претворяющими в жизнь большевистский лозунг: «ИСКУССТВО В МАССЫ!»
10. Большая рука должна быть выше левой
Внешний вид проверили? Воротнички, ремни, портянки правильно намотаны?
Крепость табурета проверяют о голову.
Как же вы готовили людей к штатной стрельбе, если даже прически не проверили?
Это вы так к проверке готовитесь? У вас уже второй день лужа из-под дверей торчит.
Так не шатко, не валко проскочили полгода. А что такое полгода? Шесть авансов, шесть зарплат. Шесть раз сходить с бригадой по пиву. На гражданке всего – ничего. Но в армии это срок. Это время, за которое салага взрослеет и становится черпаком. Это время, за которое становится вполне ясно кто здесь свой, кто чужой, кто лезет вперед за поощрениями и лычками, кто стучит, а кто крысятничает. Это время, за которое из курсанта делают сержанта. Для солдата-первогодка это очень большой срок.