От полюса до полюса
Шрифт:
Такие обыкновенные вещи как кафе у самой воды, свежий апельсиновый сок и даже транспортные пробки кажутся мне теперь новыми и удивительными. Юноша из Илкли, возвращающийся после проведенного в России года, покачивает головой, не веря своим глазам.
Просыпаюсь от вопля муэдзина, в записи призывающего правоверных к молитве. Уже 5:30 утра. Завтракаю апельсиновым соком, овсяной кашей и медом, каковых не видел аж целых три недели, прошедших после отправления из Хельсинки. Фрейзеру приснился кошмар: ему пришлось во сне подключать к записи все минареты Стамбула.
В городе очень шумно — во многом из-за широкомасштабного строительства. Почти завершено сооружение дублера знаменитого своей загруженностью Галатского моста через Золотой Рог. Последний пролет его шестиполосной мостовой вот-вот ляжет на место, а пока под прямым углом торчит вверх. Севима рассказывает, что реконструкция идет с такой скоростью, что ее муж, получивший предписание в месячный срок очистить помещение, однажды в понедельник
Не все довольны темпом перемен. Одним из таких является Альтемур Килич, турецкий писатель, дипломат и друг президента Тургута Озала. Он помнит еще тот Стамбул, каким город был тридцать лет назад — населенным 750 000 человек, в том числе иностранными общинами — греческой, еврейской и так называемой левантийской, объединявшей итальянцев, англичан и французов, проживших в Турции всю свою жизнь. Он сам учился в английской стамбульской высшей школе для мальчиков, которые звали своего наставника мистера Пича словом Баба (Отец). Учителя регулярно секли Альтемура. Теперь население города выросло до 8 млн человек, и настоящих стамбулиотов, как он называет уроженцев Стамбула, сыскать непросто.
Выходя из его элегантного, ничуть не претенциозного дома на карабкающейся в гору улочке Эмиргана, я вполне мог считать себя находящимся на юге Франции: солнце играет на голубых волнах Босфора, люди пьют вино или кофе под сенью кленов и мимоз, невозможно встроиться в проезжающую непрерывную колонну автомобилей.
Мечеть Ая-София (в прошлом византийский храм Св. Софии)
Возле Галатского моста, вблизи старых рынков пряностей, темп жизни Стамбула достигает наивысшей степени. Постоянно загружаются и разгружаются паромы, регулярно и усердно поставляющие продукты уличным торговцам. Неведомо откуда возникают рыбацкие лодки, зажигают свои жаровни и, отчаянно раскачиваясь на поднятых паромами волнах, продают свою добычу в жареном виде. Здесь можно целую неделю обедать на улице, ни разу дважды не взяв одного и того же блюда. Помимо рыбы, которую подают в ароматных сандвичах горячего свежеиспеченного хлеба с помидорами и луком, здесь предлагают кебабы, крендели с солью, каштаны, блины с фаршированными мидиями, отварные кукурузные початки, сочные ломти дыни и столько сладкого чая, сколько душе угодно.
Дома, в Англии, сегодня первый день футбольного сезона, а в моем отеле новый канал ВВС World Service Television показывает пятый эпизод «Вокруг света за 80 дней».
День 44: Стамбул
Сегодня спозаранок вся команда на ногах, чтобы заснять восход с верхушки 600-летней Галатской башни, в которой генуэзские христиане в мае 1453 г. сдали власть над городом мусульманам-оттоманам, ознаменовав тем самым ключевой момент в европейской истории. За завтраком в отеле «Пера-палас» я получаю первое известие о похожем перевороте в современной истории. Обладатели коротковолновых приемников услышали в передаче из СССР, что Горбачев низвергнут группой заговорщиков. Никаких других подробностей неизвестно. И я вспоминаю всех своих новых друзей — Ирину, Володю, Эдуарда и Сашу, имитатора Ленина, — и понимаю, что, если новость действительно верна, их положение может сделаться только еще хуже. Сколь ни эгоистична причина, мы можем только радоваться своему чрезвычайному везению. Случись такое три дня назад, наша «Юность» могла бы так и не уйти из Одессы, и мы застряли бы на берегу. Но если бы это произошло на три недели раньше, нас никогда не пустили бы в Советский Союз.
Тень этого великого события осеняет собой весь день, придавая каждому нашему поступку некий аромат нереальности. Часть фантастичности присутствует рядом с нами, особенно в номере 411 отеля «Пера-палас», том самом, в котором Агата Кристи написала свое «Убийство в «Восточном экспрессе»». Номер небольшой и тесный, и в наши дни здесь многого не напишешь, поскольку под окном провели восьмиполосную автостраду. После смерти Агаты Кристи в 1976 г. студия Warner Brothers собиралась снять фильм о тайне одиннадцати потерянных дней в ее жизни. Некая американка и медиум Тамара Рэнд сообщила, что в трансе видела отель в Стамбуле и в номере 411 этого отеля Агату Кристи, прячущую ключ от своего дневника под половицами. Седьмого марта 1979 г. комнату обследовали и нашли ржавый ключ. Президент владеющей отелем компании, почувствовав интерес со стороны Warner Brothers, переоценил степень заинтересованности этой компании и отправил ключ в сейф, потребовав за него 2 млн долларов плюс 15 процентов дохода от проката фильма. Там ключ и остается по сию пору. Возраст его был подтвержден,
Все это делает номер 411 несколько жутковатым, и я рад оставить его и выйти на шумную и оживленную улицу Пера — главную, длиной в милю, артерию Стамбула. Наилучшим образом познакомиться с ней можно, прокатившись в одном из почтенных красных с белыми сливками трамвайчиках, ходящих по всей ее длине. Должен признаться, что невольно затаил дыхание, обратив внимание на номер маршрута, в который мы сели — 411.
За шесть фунтов покупаю себе панаму у пожилого, владеющего французским языком турка в лавочке возле трамвайной остановки. Не имею склонности к шляпам, однако с учетом того, что с каждым часом становится все жарче и жарче, это необходимо.
Вид на Стамбул с мечети Сулеймана
Климат, история и географическое положение сделали Стамбул квинтэссенцией торгового города. Здесь встречаются Россия и Средиземноморье, Европа и Азия, и прогулка по бесконечным аркадам старого крытого рынка позволяет в полной мере ощутить весь его размах и разнообразие; нет лучшего места, чтобы постичь торговлю в ее исходной, чистейшей форме, чем площадь перед мечетью Баязида II и впечатляющим исламским арочным входом в Стамбульский университет. Здесь свершается необычайный танец коммерции. Здесь постоянно собираются, разделяются и перетекают друг в друга группы. Глаза пристально обращены к каждому ходу. Эти тайные торговые люди действуют на самой грани закона, покупая и продавая в духе, пусть не в валюте, этого великого торгового города. Здесь можно встретить азербайджанцев, иранцев, поляков, румын, украинцев и афганцев. Большинство их пользуется черными пластиковыми пакетами. Я вижу, как за доллары продают сигареты «Мальборо», пластмассовые детские железные дороги, дешевые восточноевропейские кроссовки, анорак, какие-то металлические украшения.
К концу этого жаркого трудного дня услуги настоящей турецкой бани, или хаммама, кажутся особенно соблазнительными.
Хаммам Кагалоглу, великолепный эмпорий чистоты, в этом году празднует трехсотлетие пребывания в деле, причем за это время здесь мылись король Эдуард VII, кайзер Вильгельм, Флоренс Найтингейл и Тони Кертис [17] . Я могу выбирать между «баней самообслуживания» (самый дешевый вариант), «баней с банщиком», «массажем a la Turk — после этой энергичной восстанавливающей силы процедуры вы почувствуете себя на годы моложе» и, наконец, «султанской процедурой», скромно обещающей «полное новое рождение». Возродиться за 120 000 турецких лир, то есть примерно за 17 фунтов, — дело, стоящее затрат. Оплатив процедуру, я получаю полотенце в красную и белую клетку. Мне показывают крохотную раздевалку. За стеклом я вижу целую группу массажистов — длинные висячие усы, заросшие волосами грудные клетки, пухлые животы, редкие татуировки. В данный момент из раздевалки выходят турок-отец и турок-сын, а один из этих «разбойников» с ободряющей мягкостью и хорошим настроением ведет к парилке маленького мальчика, на взгляд всего восьми- или девятилетнего.
17
Флоренс Найтингейл (1820–1910) — британская сестра милосердия, прославившаяся своим участием в Крымской войне (1853–1856). Тони Кертис (1925–2010, наст, имя Бернард Шварц) — знаменитый американский киноактер. — Примеч. ред.
Турецкий массаж
Парилка (харарет) расположена с одной стороны огромной центральной палаты, стены и пол которой крыты серебристо-серым мрамором, а купол поддерживают элегантные колонны и арки. Пока я успеваю основательно пропотеть под действием идущего снизу, из-под пола, тепла, разговариваю с коллегой по бане, итальянцем. Он приехал в Стамбул из Болоньи, целым унес ноги из Югославии, находящейся в состоянии гражданской войны, а только что освободившуюся Румынию посчитал темным и опасным местом. Бензин там достать невозможно. Как-то раз он купил там канистру, оказавшуюся наполненной водой.
Теперь приходит моя очередь ложиться на широкий мраморный массажный блок. Меня растирают, растягивают, на меня даже садятся, а потом поднимают за руки и намыливают с головы до ног, наконец массажист спрашивает «Хорошо?» тоном, не допускающим возражения. На руке его — зловещего вида черная перчатка размером с бейсбольную ловушку. Никогда еще меня так здорово не обдирали. Грязные катышки кожи слезают с меня как ошметки со школьного ластика. Как мог я оказаться настолько грязным и не подозревать об этом?