От полюса до полюса
Шрифт:
В течение последних девяти лет команду «Джомо Космос» тренировал шотландец из Арброата по имени Рей Мэтьюз. Я получаю почетное право слышать, как он заводит игроков в раздевалке. Шотландский акцент тренера не обнаруживает и малейшего следа двадцатилетнего пребывания в Южной Африке. «Мотале, ты пасуешь Минкхалебе… Масинга, ты страхуешь Сингиапи…»
Игроки кивают головами, словно бы и в самом деле понимая наставника. Я спрашиваю у Рея о том, какой, по его мнению, эффект производят подобные наставления. Он пожимает плечами в знак полного недоумения.
— Разговариваешь словно с детьми. Никогда не знаешь заранее, как они будут действовать в какой-либо ситуации.
Его команда, девятеро чернокожих и двое белых, выбегает на вполне зеленое, вопреки недостатку воды поле. Первый тайм проходит скучно. Оживление наступает после перерыва.
Полиции почти не видно, и местная публика ведет себя вполне благопристойно, невзирая на пропущенный от ребят Рея
В 35 милях по быстрому и современному шоссе находится Йоханнесбург — столица провинции Трансвааль, населенный 1,6 млн душ. Высокие башни из стекла и стали глыбами упираются в небо. И пока мы ожидаем в пропитанном «музычкой» вестибюле йоханнесбургского «Сан-отеля», Найджел, беспомощно оглядев хромированное убранство, растения в горшках и фонтанчики, недоуменно спрашивает у меня: «Куда же девалась Африка?»
День 125: Йоханнесбург
Ноябрьское утро. Йоханнесбург. Понедельник. Молчаливые небоскребы медленно оживают после уик-энда, на дорогах постепенно образуются пробки, как и в любом крупном городе нашей планеты. Мы направляемся из города на юго-запад, чтобы посетить место, не похожее на любой другой населенный пункт мира.
Соуэто, расположенный в 12 милях на юго-восток от Йоханнесбурга, образован тридцатью тремя городскими общинами с населением 3,5 млн человек Первые здания были построены в 1933 г., после чего объявили конкурс на имя нового города. Одним, не слишком желанным претендентом был Фервурдвилль, однако в итоге предпочтение было отдано Соуэто [61] . Это холодное и функциональное имя прикрывало конкретную цель: размещение дешевой, лишенной гражданских прав рабочей силы, предназначенной для добычи минеральных ресурсов края. Однако все прибыли стекались в Йоханнесбург, а не в Соуэто, вот почему по прошествии шестидесяти лет контраст между обоими городами просто потрясает. Горизонт Соуэто не нарушается никакими вертикалями. Примитивные одноэтажные жилища расползаются ряд за рядом по склонам нагих, без единого деревца холмов. На улицах полно неубранного мусора, который иногда сжигают прямо на месте. Все остальное кружит и уносит ветер. Станции, откуда город ежедневно покидают сотни тысяч рабочих, после недавней серии нападений на пассажиров патрулируются вооруженной охраной. Те, кто может позволить себе, пользуются вездесущими частными микроавтобусами, охватывающими своими услугами весь город. Рассказы о зверствах «Инкаты» [62] ужасающи. В городе воцарился страх. Как кто-то сказал мне: «Когда Манделу освободили, все ходили в теннисках с надписью «АНК», но теперь их не увидишь на улицах».
61
Soweto — South Western Township, Юго-западная городская община (англ.).
62
Партия свободы «Инката». Формально эта партия была движением протеста против апартеида, но придерживалась более консервативных взглядов, чем АНК (Африканский национальный конгресс).
Таково первое мрачное впечатление от Соуэто, но если заглянуть за физическое различие, за непристойное несоответствие условий жизни в обоих, так близко расположенных друг от друга и столь взаимозависимых городах, то можно обнаружить много признаков жизни и надежды. Я приехал сюда, чтобы посетить семейство из Соуэто, некогда жившее в Лондоне по соседству с нами и недавно получившее разрешение вернуться в родную страну. Нас сопровождает житель Соуэто по имени Джимми, зарабатывающий на жизнь в качестве экскурсовода по этому городу. Джимми полон острот, попеременно обаятелен, близок по духу, словоохотлив, отрывисто-груб и деловит. Он профессионал и специалист по выживанию. Он предлагает мне позавтракать у него в доме, существенно отличающемся от традиционного образа крытой жестью хибары.
Соуэто, злосчастный пригород Йоханнесбурга
К дому его ведут кованые железные ворота, а потом дорожка мимо недавно посаженных жакаранд. Внутри образцовая кухонька со всеми современными удобствами и приспособлениями, увешанная репродукциями и картинами. Предметом его особенной гордости является экземпляр поваренной книги Роберта Кэрриера с дарственной надписью автора.
Пока мы завтракаем, Джимми постоянно висит на телефоне, занятый какими-то деловыми переговорами. Перерыв делается, только чтобы
— Понедельник — день тяжелый, — Джимми кивает в сторону удаляющегося после выволочки Роя, — здесь пьют весь уик-энд без перерыва.
Я спрашиваю его о том, есть ли в Соуэто белые.
— Есть, конечно… Пятая часть фирм, занимающихся извозом, принадлежит белым. На электростанции их много работает. Есть даже целый район, Пауэр-парк, где живет много белых…
Негритянская семья возле своего дома в Соуэто
По соседству с Джимми — в районе Диеп Клооф, или Престиж-парк, как его называют, вдоль улиц выстроились построенные по индивидуальным проектам виллы, с венецианскими шторами, двойными гаражами, стрижеными лужайками и растительными бордюрами. Лениво выползают задним ходом из радиоуправляемых гаражей «мерседесы». Один из коттеджей даже может похвастать высшим для Соуэто шиком: белым охранником. За последних пять лет цены на эти дома взлетели, их покупают бизнесмены, врачи и адвокаты. Один из этих домов куплен человеком, зарабатывающим 150 000 рэндов [63] в год на торговле мясом; другой обошелся преподобному Чикане в 800 000 рэндов (150 000 фунтов).
63
Современный курс: 1 рэнд = 41 руб.
— Бизнесмен именем Господним, — ехидничает Джимми, когда мы проезжаем мимо.
По нашему настоянию и с некоторым, заметным мне недовольством он показывает нам и оборотную сторону Соуэто, трущобный район, известный под названием «Деревня Манделы». Вдалеке, над жестяными кровлями и не оборудованными стоками улицами, поднимаются прямые контуры отвалов золотодобывающих рудников.
В Соуэто каждые пять минут рождается по младенцу, просвещает нас Джимми. Пятидесяти процентам населения меньше шестнадцати лет. И многие тысячи этих детей обитают в подобных условиях, во временных самодельных хибарах, которые можно соорудить за день из любых оказавшихся под рукой материалов. Здесь часты пожары, а мер санитарии, за исключением нескольких предоставленных советом пластмассовых туалетов, просто не существует. Лачуги обыкновенно состоят из одной комнаты, предметом местной роскоши может служить дряхлая переносная газовая плитка или старое автомобильное сиденье. Очень часто стены хибар изнутри оклеены страницами торговых каталогов или модных журналов. Трехкомнатные квартиры, телевизоры, души, холодильники и прочие предметы, которых не могут позволить себе обитатели этих жилищ, служат тем фоном, на котором разворачивается их жизнь.
Да, понедельник — день тяжелый. Постоянно видны скорбные персонажи, бредущие по пыльным дорожкам между хижин. Однако детишки смотрят на нас круглыми, полными любопытства глазами, готовы в любой момент рассмеяться или улыбнуться.
Теперь я направляюсь в район Орландо, чтобы повидать семейство Гвангва. Изгнанные из Южной Африки за принадлежность к АН К, Джонас, музыкант, в качестве композитора принимавший участие в создании музыки для фильма «Крик свободы» [64] , его жена Вайолет и двое их детей искали убежище во многих городах. Я никогда не надеялся встретиться с ними в их собственном доме, и встреча приносит мне огромную радость. Вайолет приветствует меня дружеским объятием, от которого вот-вот треснет другое ребро, а на дворе их дома выложено сухим коровьим навозом традиционное африканское приветствие: «Добро пожаловать, Майкл, в семейство Гвангва!»
64
Действие фильма происходит в конце 1970-х гт. в самый разгар политики апартеида (Великобритания, 1987 г. Реж. Ричард Этгенборо). — Примеч. ред.
Вайолет извиняется за отсутствие Джонаса.
— Он сегодня встречается с Нельсоном Манделой.
Уважительная причина.
Отобедать мы отправляемся в гиибин. Так первоначально именовали кабачок, в котором из-под полы продавали алкогольные напитки. Но теперь это достаточно пристойная передняя комната на соседней улице. За банкой лагера «Касл» Вайолет рассказывает мне о своей жизни.
Проведя восемь лет за границей, она находит, что дела переменились к худшему: «…семьдесят пять процентов населения не могут позволить себе построить новый дом». Рост среднего класса сопровождается ростом насилия и неуверенности в завтрашнем дне, и все же она считает, что возвратившемуся назад изгнаннику незачем учить остававшихся здесь тому, как им строить жизнь. Путешествия по свету родили в ней родственное моему ощущение.