От полюса до полюса
Шрифт:
Едва оставив плот, я сразу же понимаю, что делать этого не следовало бы. Быстрое течение совершенно не позволяет контролировать свое тело в воде. В течение минуты вода крутит и вертит меня, и наконец отбойная волна затягивает меня, беспомощного, под воду. Я ударяюсь о совершенно бесспорную скалу, более того, о скалу особенно крепкую и острую.
Вся сила удара, благодарение Богу, приходится на нижнюю часть моей спины, защищенную спасательным жилетом и, кажется, диктофоном Фрейзера. Тем временем моя лодыжка трещит от соударения с другой скалой, оказавшейся там, где ей вовсе не положено быть. Подзаведенный ударом, я с трудом выныриваю на поверхность под воздействием могучего и неудержимого негодования. Я успеваю рявкнуть «Сукины дети!» и хлебаю изрядную порцию замбезийской воды, прежде чем вновь исчезнуть
Мои компаньоны уже сидят на берегу, оглядываясь по сторонам в состоянии полного блаженства, когда мне наконец удается выбраться из потока и взобраться на скалистый бережок. Не хочу портить им веселья, поэтому улыбаюсь и начинаю неторопливый подъем по ущелью, довольный уже тем, что, как я успел убедиться, кондомы Фрейзера сохранили свою целостность, что бы я ни проделывал с собой.
В отеле меня ждет новый удар, уже другого свойства: прибыл один из моих пропавших чемоданов, другой же потерян компанией Zambian Airways, и никто, похоже, не испытывает особых надежд на его обретение. Та злая сила, которая досаждала мне в Замбии, проявила свою настойчивость до конца.
Зимбабве
День 117: От Ливингстона до водопада Виктория
Засыпаю на час с помощью пары таблеток парацетамола, а затем мучительно и урывками два или три часа сопротивляюсь липкой жаре (кондиционер абсолютно неработоспособен) и острой боли, которая возникает в моей грудной клетке всякий раз, когда я пытаюсь перевернуться на другой бок. В три часа ночи сдаюсь, неловко выползаю из кровати и начинаю соображать, что было в моем потерянном чемодане. Фонари, мои любимые ботинки, мой любимый свитер, мой личный дневник (хотя, слава богу, не мои записные книжки). Исчез, к моему великому облегчению, и кусок коры, врученный мне доктором Баелой. Почти сразу после осознания этого мне становится легче.
В 9:00 мы покидаем замбийскую таможню и направляемся к мосту через водопад Виктория, по которому проходит граница с Зимбабве. Сооруженный почти девяносто лет назад, он соединяет в себе функции дорожного, железнодорожного и пешеходного мостов, к которым сегодня добавлена еще и развлекательная составляющая. Группа людей предлагает посмотреть, как они будут прыгать с моста в ущелье на резиновых тяжах. Организаторы представления «Киви экстрим» считают, что являются пионерами так называемого бунги-джамп в Африке. Индонезийским словом бунги, просвещает меня Байрон, предводитель прыгунов, имеющий на своем счету рекордный прыжок на 800 футов, называется особо упругая лиана, которой пользуются при прыжках.
Водопад Виктория на р. Замбези. Зимбабвийская сторона
Едва не расставшись с жизнью в водах Замбези, я не испытываю ни малейшего желания бросаться вниз головой в ущелье, однако желающий все-таки находится. Это Конрад, наш вчерашний организатор. Тонкий и незаметный рядом с массивными белыми парнями в теннисках с названиями марок пива, составляющими основу корпуса прыгунов, он нервно улыбается, пока лодыжки его обматывают красным полотенцем и старательно закрепляют на них веревку. Привязанный за ноги, он влезает на парапет моста, облизывает губы, что-то бормочет — и бросается вниз и в сторону от моста. Широко разведя руки в стороны, живым распятием он пролетает почти 300 футов, отделяющих его от реки. Там, когда верная смерть уже оказывается совсем рядом, фигурка его замирает на долю секунды и начинает быстро подниматься к нам. Оставив Конрада маятником раскачиваться вверх и вниз в ущелье Замбези, направляемся дальше, в Зимбабве.
Зимбабве на шестнадцать лет младше Замбии, и страна эта только что отметила десятилетие собственной независимости под руководством Роберта Мугабе. На стенке иммиграционного ангара А находится старая рельефная карта, на которой стерто слово «Родезия» и от руки вписано новое название. Старое название столицы «Солсбери» поверху заклеено кусочком ленты с надписью: «Хараре».
Хараре (бывший
Вселяемся в отель «Виктория-фоллз», безупречно чистый, крашенный белой краской комплекс с красными крышами и сверкающими опрятностью зелеными лужайками. Сувенирные лавки со стороны Замбии могли похвалиться только своей патетической пустотой, однако здесь полки полны всякого пушистого вздора, хотя на них не видно ни единой газеты или книги. Комната удобна и рациональна. Мягкие ковры, шторы в цветочек. Все вокруг так и отдает духом старого доброго дома.
Платой за этот мягкий и ненавязчивый уют является возвращение в мир условностей. В баре «Я полагаю» предупреждающая надпись гласит, что между 7:00 и 11:30 одежда должна быть «опрятно-деловой, запрещены джинсы, тенниски, куртки-такки».
День 118: Водопад Виктория
Меня везут в местный госпиталь на рентген. Госпиталь работает всего только месяц, в нем царит безупречная чистота, он хорошо оборудован и почти пуст. Даме в рентгеновском отделении просто нечем себя занять и, принимая меня, она откладывает в сторону книгу, которую только что читала. Сделав четыре снимка, она удовлетворяется содеянным, и я отношу различные виды на мою грудную клетку к врачу, который обнаруживает волосяную трещину и прописывает мне паракодеин [57] , чтобы помочь уснуть.
57
Наркотический препарат.
Найджел, уже давно говоривший, что у меня трещина в ребре, выражает сочувствие:
— Тут ничего не поделаешь. Боль утихнет сама… примерно через шесть недель.
Главная моя ошибка в том, что я совершил свой глупый поступок не перед объективом камеры. Теперь мне суждено кряхтеть и держаться за бок всю оставшуюся до полюса часть нашего путешествия, и все будут считать, что скриплю я по старости.
День 119: От водопада Виктория до Булавайо
Из Кейптауна прилетает бомба — то есть телекс. На «Агулхасе», южноафриканском транспортном корабле, который только и может доставить нас в Антарктику, нет свободных мест. Полный комплект уже забронирован учеными и топографическим персоналом. Но мы должны любым способом попасть на полюс. Нельзя же, одолев едва ли не весь путь, остановиться в нескольких шагах от цели. Звоним в лондонский офис, чтобы там проверили состояние «Агулхаса» и проанализировали любые возможные альтернативы.
Тем не менее жизнь должна продолжаться, а это означает, что пора собираться и снова отправляться в путь.
Возвращаюсь по саду к администрации и обнаруживаю группу туристов, застывших под невысокими деревцами манго, в кронах которых бесчинствует стайка павианов, бомбардирующая облаченных в красные рубахи швейцаров палками, ветками и надкусанными плодами манго. Удивительно, сколь немного хватает человеку, чтобы приободриться.
В 17:00 собираемся на станции Виктория-фоллз, чтобы отправиться ночным поездом в Булавайо. Подобно всему прочему в городке, вокзал находится в безупречном состоянии. Он представляет собой невысокую и элегантную жемчужину в стиле греческого возрождения со свежевыкрашенными голубой краской дверями и соответствующими стилю деталями; на платформе находится декоративный пруд, растут пальмы, красный жасмин и удивительные, пламенеющие красным огнем деревья.
Поезд опаздывает на час, однако стоит такого ожидания. Вагоны словно облачены в достойные и даже немодные коричневые со сливками ливреи; сплетенные инициалы «RR» (Родезийские железные дороги) выгравированы на окнах и зеркалах более старых вагонов, в чьих темных, отделанных красным деревом купе выставлены фотографии диких животных, водопада Виктория и прочих зимбабвийских аттракционов. Здесь прошлое хранили с подчеркнутым вниманием, — в очевидном контрасте с Замбией, где не сохраняется даже настоящее.