От смерти к жизни. Как преодолеть страх смерти
Шрифт:
На следующий день я должен был ехать записываться на одном из православных телеканалов. Дело для меня это новое, и потому я немного волновался. Выехал заранее, хотелось погулять по Москве. И еще я собирался заехать в Новоспасский монастырь, помолиться об Алексее и моем друге, да и не только о них.
Москва – мой город, когда-то много лет назад я здесь родился, и первые годы моей жизни прошли в Лефортово. Наверно, поэтому я всегда его любил. Москва мне часто снилась, и в моих снах представлялась одним большим поленовским двориком. Сегодня я редко бываю в столице, теперь
Долго живя в провинции, в каком-нибудь крошечном поселке наподобие нашего, привыкаешь к тому, что все друг дружку знают и при встрече друг друга приветствуют. В Москве никто никого не видит. Я специально всматривался в их лица. В метро, так там вообще все или читают, или спят. Конечно, я не Ален Делон, но чтобы вот на тебя смотрели, словно ты прозрачная стена, давно такого не помню.
Я сижу, рядом со мной стоит парень лет тридцати и читает что-то из классики. Что именно – я не разглядел, но обложку этой книги я помню по той еще прежней жизни. Тогда мы еще ценили книги.
«Граждане пассажиры, просьба уступать места инвалидам и беременным женщинам». Неожиданно он посмотрел на меня, наверно, краем глаза заметив, что я пытаюсь прочитать название его книги. Первый человек, который за весь день посмотрел мне в глаза. Я спросил его:
– Ты не инвалид?
– Нет.
– Хочешь, я уступлю тебе место?
– Нет.
– Тогда извини.
Люди, живущие в когда-то моем городе, совсем не улыбаются. И даже больше, мне показалось, они друг друга боятся.
Иду по переходу и вижу девушку. Она вместе со всеми спешит в общем людском потоке и разговаривает по телефону. Она идет и не видит, что сумочка у нее открыта. Любой профессиональный вор при желании в считанные секунды способен изучить ее содержимое и утащить все ценное. Ему достаточно просто пройти мимо, и все. Потому я и помчался ей вслед:
– Девушка, у вас сумочка открыта!
Я подумал, она сейчас мне улыбнется в ответ и скажет спасибо или хотя бы благодарно кивнет головой. Но девушка, мельком окинув меня тревожным взглядом, прижимает сумочку к груди и бросается бегом по направлению к эскалатору.
Хотя я ее понимаю, мне достаточно просто посмотреть на свое отражение вон в той металлической фальшколонне, сверкающей огнями электрического света.
Сбавив скорость, чтобы та девочка не подумала, будто ее преследуют, я тоже ступил на эскалаторную ленту. Воспользовавшись заминкой, какая-то женщина с большим чемоданом успела протиснуться и встать передо мной. Я увидел, как по ее виску стекает маленькая капелька пота, и мне ее стало жалко.
Внизу, сойдя с эскалатора, женщина, что стояла передо мной, обеими руками ухватившись за чемодан, оттащила его в сторону от людского потока.
– Давайте я вам помогу.
Она удивленно смотрит мне в глаза:
– Не надо.
– Не бойтесь, я просто помогу вам сесть в вагон. Вам же тяжело.
– Не надо, я во всем привыкла полагаться только на себя.
И я отправился дальше. Впереди меня и сзади в разных направлениях движется множество людей. У каждого свое дело, своя проблема и своя беда. И каждый
А что делать? Не станешь же о своих проблемах кричать на весь мир. Хотя нет, вон стоит человек и просит милостыню. На груди у него кусок картона с просьбой о помощи. И я замечаю, как, не останавливаясь и не сбавляя скорости, из общего потока высовывается рука и что-то бросает в его полиэтиленовый стаканчик.
С озабоченными лицами, уставившись в пол, с телефонами в руках и с наушниками в ушах спешит толпа – хотя нет, наверно, не толпа. Помню, один из отцов, говоря о множестве людей, называет всех нас просто Адамом.
Перед моими глазами продолжает бежать многоликий Адам. Адам, однажды призванный стать другом Богу. Изгнанный из рая и загнавший себя в преисподнюю метро, он даже неспособен на жалость к самому себе. Спешит несчастный Адам и не понимает, как он несчастен и одинок.
Блудные дети, настрадавшись от страха, боли и одиночества, мы каждый в свое время возвращаемся к Отцу.
Иду по переходу и вспоминаю, что не принял таблетку. Только как ее примешь, когда у тебя нет воды? На мое счастье, в одном из уголков замечаю крошечное бистро. Отлично, подхожу к продавщице, молодой женщине лет тридцати с европейскими чертами лица.
– Девушка, мне нужно запить таблетку, продайте мне теплой воды.
Та, не отрываясь, смотрит мимо меня:
– Не положено.
– Тогда продайте мне его за стоимость стаканчика чая. Только пакетик туда не опускайте.
– Не положено.
– Тогда дайте мне пакетик отдельно, а в стаканчик налейте немножко воды.
– Не положено.
Она все так же, словно завороженная, продолжает смотреть на бегущую мимо толпу.
Подошла другая продавщица и подала мне полный стакан горячей воды. Меньше не положено. Я расплатился за чай и стал ждать, пока вода остынет.
Наконец я приехал на «Пролетарскую» и вышел в город. Однажды я здесь уже был и достаточно хорошо ориентируюсь, чтобы, не теряя времени, отправиться в Новоспасский монастырь. Да отсюда и идти-то всего два шага. Спускаешься в подземный переход – и вот монастырь.
Иду по переходу, никого. Только на той стороне, почти возле самого выхода, лежит большая лохматая собака. Лежит и спит. Я иду, а она не обращает на меня ни малейшего внимания. Подошел ближе, пригляделся – совсем старая и больная. На шее широкий ошейник. Ого, ошейник в мегаполисе – это такая же охранная грамота, что и американский паспорт. Хотя и без ошейника такую никто не тронет, подымать ногу на старика – это же себя не уважать. Я прошел дальше, тут же забыв про пса.
Войдя в монастырь, немедленно направился в храм. Поднимаюсь по лестнице вверх, и здесь же в притворе вижу чудотворный образ Божией Матери «Всецарица». Прежде я ее никогда не видел, потому поразился необычному окладу искусной работы. И еще удивило, что возле чудотворного образа никого не было. Только одна-единственная женщина стояла немного в стороне и читала акафист. Я тоже пристроился у самой стенки напротив образа и стал молиться.