От сомнений к определенности. Опыт врача
Шрифт:
Мало-помалу я начала находить определенные закономерности и пришла к некоторым выводам. Например, я заметила, что ребенок страдает энурезом, если его кровать расположена через стену с ванной или туалетом или его мама находится в глубокой фрустрации, недовольна мужем или свекровью. Значит, действительно, ребенок связан с матерью так тесно? Если человек лежит головой к двери, то он страдает как минимум головной болью и упадком сил. Странно. Почему? Вопросы, вопросы. Тогда возникает вполне логичный еще один вопрос: зачем лечить таблетками или иглами, если можно для начала просто поменять место кровати и сначала обезопасить технически, так сказать, а потом быстрее помочь. Вопросов становилось все больше. Ответов было не так много.
Я делалась
Наша задача – мелиоративное осушение окрестных болот? На всякий случай, чтобы не провалиться? Или сделать так, чтобы не заводились комары, а вместе с ними и малярия?)
Время было непростое, голодное, холодное, продолжалась блокада, и я старалась помогать людям как могла.
Будучи очень любопытной, любознательной и невероятно упорной, я добивалась высоких результатов, но для меня они не были достаточно высокими, мне было очевидно, что чего-то не хватает. Я не забывала о смерти отца, умершего в секунду, с ручкой в руках, при подписании каких-то бумаг. Я добивалась долговременного эффекта, а его не было. Это дискредитировало методику в моих глазах, и я искала недостающие звенья, пытаясь восстановить модель образования болезни.
Мне не хватало знаний. Каких? Ведь я, по признанию моих учителей, – а они были настоящими мастерами– овладела всеми тонкостями иглоукалывания. Я помню, у меня на столе стояла пластмассовая человеческая фигура, привезенная из Китая, аналог бронзовой фигуры, которую когда-то отлил один из основоположников китайсткой медицины. Он изобразил на манекене 600 точек, известных к тому времени, и соединил их линиями. Наглядно. Просто. Убедительно. Мои пациенты с удивлением смотрели на эту фигуру, и это тоже помогало им выздороветь.
Я очень много читала, с жадностью хваталась за любую литературу, которая могла приоткрыть передо мной завесу вековой мудрости. Но было очень много шелухи, воды – тогда только-только начинали печататься книги по экстрасенсорике, биоэнергетике. Иногда из всей книги удавалось выудить для себя буквально две-три фразы, но это тоже был результат.
Никогда не забуду своего изумления и облегчения, когда уже здесь, в Москве, много-много лет спустя я, впервые увидев, приобрела книгу Лилиан Ту «Основы фэн-шуй» и нашла там многие из тех принципов организации пространства, к которым уже пришла сама путем наблюдений и анализа. Это было то, что мне было нужно. Но не все. Чтобы понять, что еще, мне нужен был диалог. Но с кем? Доктора-коллеги и иглотерапию-то не очень приветствовали, а тут непонятно что, чушь какая-то. А я очень многое тогда для себя открыла. Я помню, что испытала сложное чувство, когда узнала о том, что для лечения важно знать дату рождения человека, о которой и так спрашивают непонятно для чего в медицинских учреждениях. Все к этому привыкли. Просто записывают и все. А есть методика, при которой учитывается дата рождения – важен и час, и даже минута, – и тогда лечение становится во много раз действеннее. В этом случае ты даже можешь прогнозировать, когда возникнет опасность болезни и, что называется, «подстелить
Мне было нелегко преодолеть привычные представления и принять системность китайского подхода. Просто, читая древнюю литературу (ту, которая была мне доступна), я поняла, что в Древнем Китае придворные врачи не приступали к лечению, не узнав бацзы человека, т. е. этих восьми иероглифов. И сейчас это громадное подспорье для практикующего врача. В древности китайские врачи получали гонорары не столько за лечение, сколько за умение распознать и предотвратитъ болезнь. В который раз я убеждалась, что направление было выбрано мною правильно. Но это было только началом пути, интуитивно я понимала, сколько мне предстояло еще испытать и узнать, чтобы начать позволять событиям происходить и преодолеть парализующий меня страх.
Я осознавала это несколько раз, когда умер мой отец, когда умер мой муж и мой свекор. Они ушли одинаково – за несколько минут, от сердечного приступа. У меня опускались руки, но ведь я привыкла побеждать болезнь. У других. А мои близкие даже не успевали заболеть, уходили в одночасье. Бессилие побуждало меня к поискам.
7 апреля 1992 года во Франции, в Марселе, я зашла в армянскую церковь. Я зажгла свечу, и она сразу потухла. У меня неприятно екнуло сердце. На следующий день я позвонила домой, к телефону подошла дочь:
– Скажи папе, что я сегодня вылетаю. Пусть продержится.
Продержится? Почему я так сказала? Почему погасшая свеча (мало ли, может, ветер задул?) вызвала у меня такую тоску и эти странные слова? Трудно сказать, чего мне стоило дождаться прилета в Ереван. Я буквально подгоняла самолет. В ночь с 8 на 9 апреля 1992 года Лева меня встречал в аэропорту, красивый, загорелый, похудевший, помолодевший. Мой. Мы пришли домой, он сел в кресло и – через несколько минут умер. 9 апреля 1992 года, в час Быка. Все. Началась другая жизнь. Без него. Надо было научиться жить без него.
После смерти мужа я словно окаменела. Замкнулась. Почти ни с кем не общалась. Мне хотелось только работать. Было грустно, одиноко, тягостно. Это был тяжелейший период и для моей страны: голод, холод, блокада. Так моя личная трагедия вошла в резонанс с трагедией всего моего народа. Несмотря на известность, достаток, широкий круг друзей и знакомых, я не могла оставаться там, где встретилась с мужем, была счастлива с ним и где я его потеряла. Мне было все равно, куда уезжать. Шли переговоры о Франции, но обстоятельства быстрее сложились в пользу Москвы. Я приняла приглашение Левона Оганесовича Бадаляна и переехала в Москву. Что нас не убивает, делает нас сильнее. Это звучит как афоризм, пока не касается лично тебя. Тогда становится твоей правдой.
Восемнадцать лет в Москве. Это годы дальнейшего обучения, углубления и систематизации знаний, работы над собой, над своими комплексами, проблемами, страхами. Я заметила, что мне важно все время узнавать что-то новое, расти, совершенствоваться в знаниях и возможностях. Что постепенно во мне тает лед. Какой? Тот, что сковывал изнутри все эти годы.
Несколько лет назад я осознала, что снова пришло время что-то менять. Хотелось перемен и деятельности, которая бы приносила удовлетворение и радость. Врач – профессия группы риска, уж очень тяжело это: все время общаться с больными людьми, из которых многие и не желают выздоравливать, считая, что, будучи больными, они заслуживают снисхождения.