От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964–1994

Боффа Джузеппе

У побед всегда много родителей, а поражения остаются сиротами, потому даже сегодня нелегко с точностью воссоздать механизм, приведший к вторжению советских войск. Однако многое уже прояснилось. Первая просьба о вооруженном вмешательстве прозвучала 18 марта 1979 г., когда глава нового афганского правительства Тараки сначала обратился с ней к Косыгину по телефону. Два дня спустя он повторил ее уже в ходе личной встречи в Москве. Ему ответили, что подобная гипотеза уже рассматривалась советским правительством и оно пришло к выводу, что непосредственное вмешательство СССР не улучшило, а только ухудшило бы положение дел. Больного Брежнева подняли с постели, чтобы он принял гостя и повторил тот же ответ. В течение последующих месяцев афганцы неоднократно возвращались к своей просьбе, но до октября Москва продолжала твердо отказывать. И только в октябре позиции начали меняться. Представляется несомненным, что решение о вторжении вызрело в рамках «тройки» Андропова, Устинова, Громыко, особенно усилиями первых двух, которые быстро затем убедили третьего. Появилось опасение, что в Кабуле может установиться враждебное СССР правительство исламистского либо вовсе проамериканского толка, что ослабит границу государства там, откуда никогда не исходила опасность. Но решающим, видимо, и на этот раз стало беспокойство, как бы «не потерять» страну, да еще такую близкую, которая могла рассматриваться как «социалистическая», как «завоевание системы», важное для «революционного»

облика СССР, столь серьезно и повсеместно потрепанного. На это, похоже, делали упор идеологические руководители Суслов и Пономарев. Тем временем и сам Тараки был свергнут другим офицером из его группировки, Амином, на этот раз явно без ведома советских руководителей. Брежнев, считавший Тараки как бы своим подзащитным, позволил убедить себя не оставаться пассивным. Окончательное решение о вооруженном вмешательстве было принято 12 декабря и приведено в действие 29-го числа того же месяца [353] .

353

Там же. — С. 171-174; Черняев А.С. Указ.соч. — С.38; Rubbi A. Op. cit. — Р. 195.

Несмотря на некоторые пробелы, такое восстановление событий и по сей день остается наиболее точным из возможных. В любом случае бесспорным остается факт (ибо в этом пункте сходятся все свидетельства), что все было решено узкой группой руководителей вне уставных процедур, предусмотренных для органов управления партии-государства. Пленум ЦК КПСС был созван для утверждения принятого решения в июне 1980 года, когда советские войска уже шесть месяцев воевали в Афганистане. Решение было утверждено, как всегда, единогласно: впрочем, к этому времени последствия были уже столь серьезными, что любая попытка оспаривать его была бы невозможна [354] . Сами военные позже заявили, что они тогда испытывали многочисленные сомнения относительно афганского предприятия, особенно потому, что полагали неадекватными предназначаемые для него силы. Генштаб запросил, по крайней мере, отсрочку, но не получил ее. Такими были условия, когда СССР ввязался в войну, которой суждено было стать его Вьетнамом, с последствиями, оказавшимися для него в итоге много страшнее последствий индокитайской экспедиции для Соединенных Штатов [355] .

354

К свидетельствам относительно предшествующего замечания следует добавить воспоминания сына Громыко — Анатолия. См. Литературная газета. — 1989. — 20 сент.; Лигачев Е.К. Указ. соч. — С. 162-163; Шахназаров Г. Указ. соч. — Гл. 7. — С. 52-53; Шеварднадзе Э. Указ. соч. — С. 54.

355

Черняев А.С. Указ. соч. — С. 38; Ахромеев С.Ф., Корниенко Г.М. Указ. соч. — С. 24-25; Shevardnadze E. Op. cit. — Р. 295; Brandt W. Меmorie. — Р. 216.

Как нетрудно было предугадать и как доказывали многие советские специалисты, вторжение в Афганистан никак не улучшило состояния дел, а лишь осложнило со всех точек зрения. Гражданская война в Афганистане приняла характер борьбы за независимость, против иностранного нашествия. Помощь вооруженному сопротивлению поступала со всех сторон — из Пакистана, Ирана, Китая и особенно из Соединенных Штатов. Сами же советские войска были недостаточно подготовлены для военных действий в Афганистане, где они сражались не с соперничающей армией, а с вездесущими партизанскими отрядами, скрывающимися в малознакомых горных районах. Афганская война быстро стала для СССР изматывающей, поглощающей огромные людские, технические и материальные ресурсы.

Военные говорили потом, что в конце концов они смогли выйти из этого тяжелого предприятия, не потеряв своей чести. Они отвергли ответственность за поражение: высшие военные чины, получившие за Афганистан свои галуны, стали играть первостепенную роль в последующих военных и политических событиях страны. Однако на территории Афганистана они смогли лишь обеспечить контроль в городах и на основных линиях коммуникаций. Они использовали для этого 4 дивизии и 4 специализированные бригады численностью в 150 тыс. человек; общее число воевавших с учетом производимых замен составило 520 тыс.; на войне погибло 15 тыс. человек и 36 тыс. было ранено [356] . Афганцам пришлось пережить более трагические потери: 1,5 млн. убитых и раненых, несколько миллионов беженцев. Финансовые затраты на войну составляли 11 млн. рублей в день, и это в то время, когда рубль еще чего-то стоил [357] .

356

Правда. — 1989. — 12 авг.; Ахромеев С.Ф., Корниенко Г.М. Указ. соч. — С. 25, 166.

357

Там же. — С. 167; Shevardnadze E. Op. cit. — Р. 92-93, 105.

Афганская война оказала пагубное воздействие на моральное состояние советских людей. Если вторжение в Чехословакию получило широкую поддержку, то ничего подобного не отмечалось в случае с Афганистаном, особенно когда стало ясно, что речь идет не о молниеносной операции. Официальная пропаганда так никогда и не смогла разъяснить ни воюющим солдатам, ни населению, зачем нужна была эта война. Манифестаций протеста на улицах не наблюдалось. Более того (и это обстоятельство очень важно для понимания последующих событий в СССР), было отмечено, что даже в «самиздате» публикаций против войны было гораздо меньше по сравнению с другими сюжетами. Но особенно редко они встречались именно в печати республик Средней Азии, граничивших с театром военных действий [358] . Но когда гробы с телами погибших стали доставляться домой, реакцией были непонимание и оторопь. Прессе было дано указание молчать. В Афганистане сражались не вольнонаемные, а регулярные войска. Даже подверженные цензуре солдатские письма домой позволяли представить гнетущую реальность войны. Не менее тяжелая картина возникала из рассказов вернувшихся из Афганистана. Точно известно, что и через пять лет после начала войны, когда еще ей не было видно конца, руководство в Москве получало письма, где задавался вопрос, ради чего молодые люди должны сражаться и погибать в Афганистане [359] .

358

Roy

О. The Impact of Afgan War in Soviet Central Asia// Annali Feltri-nelli. — P. 341.

359

Черняев А.С. Указ. соч. — С. 37-38.

Последствия вторжения в Афганистан оказались разрушительными и для позиций СССР в мире. Реакция на войну в Афганистане была повсеместно отрицательной, и особенно в Америке, тем более что США только что потеряли Иран, не имея возможности как-то отреагировать на потерю. Естественно, Вашингтон старался извлечь максимум выгоды из неизбежного обескровливания противников. Президент Картер решил задержать ратификацию договора по ОСВ-2; отрицательно встреченный ранее в конгрессе США, этот договор в подобных обстоятельствах был обречен на провал. Реакция Китая была еще более обостренной, ибо как раз в это время начался вооруженный конфликт между КНР и Вьетнамом, вторгнувшимся в Камбоджу для подавления установившегося там кровавого режима прокитайски и антивьетнамски настроенного «красного» Пол Пота. СССР оставался союзником Вьетнама и поддерживал его. Тогда Картер сделал другой шаг, предложив Китаю военное сотрудничество. То есть не только все главные мировые державы оказались во враждебном Советскому Союзу стане, но вокруг него начинало сжиматься настоящее кольцо, проходящее вдоль всех его границ и возрождающее прежнюю тревогу насчет окружения. Стали также пропадать традиционные симпатии, которыми пользовался СССР в Движении неприсоединившихся стран, куда входил и Афганистан. В ООН Москва впервые за последние 20 лет, в течение которых она не без успеха создавала вокруг себя довольно широкий круг поддерживающих ее стран, оказалась практически в изоляции.

Единственная попытка посредничества исходила и на этот раз от Европы. Она была предпринята поляком Гереком и французским президентом Жискар д'Эстеном. Последний согласился отправиться в Польшу, чтобы встретиться там с Брежневым, хотя для него эта миссия была рискованной: во Франции приближались президентские выборы. Встреча произошла в мае 1980 года, но не дала заметных результатов. Жискар надеялся добиться от своего собеседника пусть устного, но все же обязательства вывести в скором будущем войска из Афганистана. В ответ от этого все более деградирующего физически человека он получил лишь обещание поискать некое «политическое решение», по поводу которого сам Брежнев, казалось, не надеялся получить поддержку среди своих коллег в Москве [360] . Этого было слишком мало и произошло слишком поздно. Для Жискара переговоры с Брежневым обернулись провалом. Но для СССР афганская авантюра была началом оползня, который так и не удалось остановить впоследствии.

360

Giscard d'Estaing V. Op. cit. — P. 336-345.

Польша

Герек, организовавший встречу Жискара и Брежнева в Варшаве, был встревожен состоянием дел не только в далекой Средней Азии, но и в возглавляемом СССР блоке европейских стран, начиная с его родной Польши. Он не скрывал своих опасений при встрече с французским президентом. Но даже Герек был потрясен серьезностью кризиса, разразившегося несколько месяцев спустя в его стране. Несколько забастовок, случившихся в июле, в тот момент еще не представлялись драматическими. Но уже в августе, когда Герек был в Крыму, где все главы социалистических государств по заведенному обычаю встречались летом с Брежневым, в Гданьске на Балтийском побережье повторились инциденты, которые не могли не возобновить в памяти события, приведшие десять лет назад Терека к власти. И действительно, еще до конца августа Герек вынужден был уйти в отставку. Однако даже смены на вершине власти оказалось недостаточно, чтобы вернуть стране стабильность.

Это явление по своим масштабам и глубине в корне отличалось от кризисов послевоенного периода, пережитых многими социалистическими странами и самой Польшей. За десятилетие своего пребывания у власти Герек пытался направить страну на путь нового развития, широко используя финансовые кредиты западных стран, ставшие возможными благодаря разрядке. Поначалу казалось, что его политика была успешной. К середине периода правления Герека обнаружилось, что и этот путь закрыт. Весьма внимательный в отношении национальных чувств своих сограждан, Герек давал отпор поступавшим из Москвы в его адрес зачастую необоснованным претензиям относительно внутренней политики. Он сумел опереться на тот факт, что Чехословакия занимала ключевое место в советском блоке в Европе, и заставил дорожить своей лояльностью по отношению к СССР в главных вопросах [361] . Противники, вынудившие Герека уйти в отставку в 1980 году, были уже не теми коммунистическими реформаторами, которые выступили в 1968 году в Чехословакии. В социальных беспорядках на Балтике дали себя знать результаты деятельности тех групп общества, которые с начала 70-х годов пытались создать в Польше новые политические силы, независимые от партии, находящейся у власти, противоборствующие или хотя бы конкурирующие с ней. Задача облегчалась тем мощным влиянием, которым всегда пользовалась в Польше католическая церковь, тем более что в 1978 году ей удалось возвести польского кардинала Войтылу на папский престол. Организация, возглавившая массовую борьбу 1980 года, не была только профсоюзом, противостоявшим официальным профсоюзам. На самом деле «Солидарность» являлась огромным и разнородным политическим фронтом, способным повести за собой самые широкие народные массы.

361

Шахназаров Г. Указ. соч. — Гл. 7. — С. 29-31.

С лета 1980 года Польша пережила 16 весьма драматических месяцев, когда стоящие у власти силы оказались не в состоянии контролировать ситуацию. СССР встревожился с самого начала. С течением времени тревога возрастала. В Кремле была создана «кризисная группа», следившая за развитием событий в Польше. В ее состав входили Суслов, Андропов, Устинов, Громыко, Пономарев и Русаков (последний был секретарем ЦК, ответственным за отношения с социалистическими странами) [362] . Тревога этих людей была оправданна. Потеря Польши означала крушение опоры, на которой держалась вся советская система союзов в Европе, потерю страны, связывавшей СССР с ФРГ и с ГДР. Официальная формула поведения Москвы, изобретенная на случай любого возможного развития событий, звучала так: «Не оставим в беде братскую Польшу, не позволим трогать её» [363] .

362

Там же. — С. 31-32; Jaruzelski W. Op. cit. — Р.192.

363

XXVI съезд... — Т. I. — С. 27; Jaruselski W. Op. cit. — P. 190.