От Тильзита до Эрфурта
Шрифт:
Он страстно желал снова привести Францию на берега Нила, но в то же время сознавал, что в 1807 г. время для этого еще не наступило, и его политика сводилась к отсрочке дела на будущее время. В этом отношении более продолжительнее существование Оттоманского правительства отвечало его планам. Турки, дни которых, по-видимому, были сочтены, являлись на Ниле скорее временными, чем настоящими владельцами. Они только хранили для других наследство, на страже которого были поставлены. Приговорить к смерти Оттоманскую империю, и, следовательно, объявить Египет совершенно свободным, не имеющим хозяина, значило предоставить его тому, кто первый его займет. По всему вероятию, Англия опередит нас. В ее руках было море. Занимая войсками Мальту и Сицилию, поместившись при входе в Адриатическое море, там, где перекрещиваются все пути, она владела всеми подступами к Египту. Она не сводила глаз с богатой провинции, куда Бонапарт показал ей дорогу. Хотя во время своих дурных отношений с Портой она и ограничилась угрозой только Константинополю, все-таки она не прочь была бы отнять Египет. Теперь желание быть в добрых отношениях с Константинополем и высокое значение, которое она придавала сохранению Оттоманской империи, препятствовали ей возобновить этот план и самой дать сигнал к разделу. Но если только Наполеон и Александр возьмут на себя почин в этом перевороте, она, не будучи в состоянии воспрепятствовать ему, оградит свои интересы и захватит
238
Инструкции Коленкуру.
Но разве только на Востоке, думал Наполеон, надлежит искать компенсацию за приобретения России? Без сомнения, если союз порвется, французское и русское влияния, снова сделавшись враждебными, столкнутся на Дунае и Босфоре. Но разве там постарается царь нанести нам решительный удар? Прежде всего он позаботится поднять против нас Европу. Эту-то задачу можно будет легко, почти мгновенно, привести в исполнение. Первым следствием возобновления враждебных действий с Россией будет союз против нас, трех монархий континента, обладающих внушительными военными силами, т. е. коалиция более грозная, чем предыдущие. При появлении русских армий на Немане Пруссия, непримиримая со времени Иены и Тильзита, бросится им навстречу и будет служить их авангардом. Австрия нам глубоко враждебна. Хотя тяжкие раны 1805 г. и не позволили ей в 1807 г. подняться и броситься на правый фланг великой армии, но она деятельно продолжала восстанавливать свои силы. Может быть, не пройдет и нескольких лет, даже нескольких месяцев, как она снова займет положение великой державы. И если тогда представится случай, столь же благоприятный как тот, которым она не могла воспользоваться во время кампании в Польше, она поспешит ухватиться за него, будет действовать заодно с Россией и Пруссией, и, таким образом, создастся тот тройственный союз, который петербургская дипломатия тщетно пыталась завязать накануне Аустерлица и непосредственно после Иены. Наполеон победил Австрию и Россию без Пруссии. Пруссию и Россию без Австрии. Если ему придется сражаться одному против троих, борьба станет уже более неравной и может завершиться столь грозным нападением, какому до сих пор не подвергалась еще императорская Франция.
Но если бы одно из трех государств, вражды которых нужно было опасаться, было заблаговременно поставлено вне возможности борьбы, сделано неспособным вредить нам, вычеркнуто из числа государств, способных к активной деятельности, коалиция хромала бы на одну ногу, была бы недостаточно сильной и, следовательно, менее грозной. Чтобы справиться с ней, Наполеону достаточно было бы повторить Аустерлиц или нанести громовой фридландский удар. Как мы помним, со времени Иены мысль о полном уничтожении одного из членов европейской лиги вовсе не принадлежала к разряду тех, от которых бы Наполеон легко отказался, вынужденный в Тильзите согласиться на решение, не отвечающее его планам по отношению к Пруссии, нарушая, скрепя сердце, завет Фридриха Великого: “Никогда не оставлять противника недобитым”, он ничуть не закрывал глаз на опасность обещания возвратить Фридриху-Вильгельму его владения. Мы видели, с какой недоверчивой заботливостью изыскивал он средства отсрочить исполнение обещания, ставя его в зависимость от уплаты тяжелой контрибуции.
С тех пор его великая армия отступила только на один шаг. Он отвел свои войска по эту сторону Пассарга, возвратил Фридриху-Вильгельму Кенигсберг, но удержал за собой остальную часть королевства и держал свои главные силы между Эльбой и Вислой, а авангард даже по ту сторону Вислы. Прикрываясь соглашением от 12 июля, он ставил эвакуацию в зависимость от соглашения относительно размеров и способа уплаты вознаграждения. Он был крайне тяжел в своих требованиях и в деле установления платежей. Первым делом его комиссар Дарю потребовал сумму в сто пятьдесят миллионов, несоразмерную с доходами Пруссии. К этому он присоединил другие требования, создавал бесконечные затруднения и систематически затягивал переговоры. В то же время военная оккупация угнетала Пруссию неслыханной суровостью. Наши агенты хозяйничали повсюду, лишали страну свободы действий, изнуряли ее налогами и систематически истощали источники ее доходов; а так как пруссаки, приведенные в отчаяние таким ведением дела, изливались в жалобах, в протестах и давали повод заподозрить их в страстном стремлении к восстанию, то император чувствовал, как в нем росли вражда и недоверие к их родине. Теперь он думал о средствах совсем избавиться от исполнения договора. Когда он спрашивал себя, каким путем окончательно и прочно обезопасить от Пруссии, требования, предъявленные Россией, явились для него лучом света. Вопреки статьям договора, по которым дробление Турции допускалось только в том случае, если бы она уклонилась от переговоров, царь желал получить теперь же известные провинции. Что мог бы он иметь против того, чтобы путем точно такого же нарушения договора император получил компенсацию за счет Пруссии, прибавил бы к наложенным уже на нее обязательствам новые и подверг ее новой ампутации? В случае его согласия Наполеон, ссылаясь на неисполнение Пруссией ее денежных обязательств, обошелся бы с ней как с несостоятельным должником и повел бы дело путем экспроприации. Согласно его первой мысли в Тильзите, он вынудил уступить ему Силезию, обеспечив сперва за царем Молдавию и Валахию. Он предоставил своему союзнику княжества, Александр ему Силезию. Оба императора принесут за чужой счет взаимную жертву, и двойной грабеж восстановит между ними равновесие.
С потерей Силезии Пруссия вернется в границы прежнего Бранденбургского курфюршества. Монархия Гогенцоллернов после временного господства над всеми своими соседями – Швецией, Саксонией, Австрией, Польшей – будет умирать медленной смертью в тех самых местах, которые были ее колыбелью. Отброшенная к берегам Балтийского моря, имея в своем распоряжении только бедные провинции, доходы с которых не позволят ей содержать армии, она вступит в число второстепенных государств и, как слабосильная, отныне будет или только присутствовать при борьбе на континенте, или бросит на весы тяжесть, не имеющую значения. Силезия же, не состоя непосредственно в нашей власти, будет способствовать укреплению оборонительной системы империи. По всей вероятности, ее придется присоединить к Саксонскому королевству для того, чтобы установить связь между ним и состоящим под скипетром саксонского короля великим герцогством Варшавским. Получив опять то назначение, которое в самом начале думал ей дать Наполеон, она усилит могущество германо-польского государства, создаваемого нами в качестве передовой позиции. И в этот раз мысль восстановить
239
ретраншемент – земляное укрепление
За тридцать пять лет до описываемых событий некий прусский король, дальновидный и коварный гений, усмотрел в соперничестве на Востоке средство для удовлетворения своих честолюбивых замыслов за счет несчастного народа. Екатерина II, победительница турок, намеревалась подвергнуть их империю безжалостной операции. Австрия, смущенная успехами своей соседки, волновалась, угрожала и вооружалась. По-видимому, столкновение между обеими империями было неизбежно, когда Фридрих II задумал примирить их, указав им на обширную и в то же время слабую Польшу, провинции которой могли вполне насытить их честолюбивые аппетиты. Австрия нашла бы в Галиции компенсацию за успехи русского государства. Россия, прекратив свои завоевания на Востоке, вознаградила бы себя другими частями Польши, Фридрих же, завладев третьей частью приговоренного к смерти государства, получил бы плату за добрый совет. Это внушение привело к первому разделу Польши.
В 1807 г. планы Наполеона относительно Пруссии исходили из принципа, недавно установленного самой же Пруссией. Делая из ее лучшей провинции предмет обмена, добавку при разверстке территорий, которую имелось в виду произвести на континенте с севера на юг, французский монарх возобновлял и сам применял политику разделов и вознаграждений, первые и незабвенные уроки которой дал Европе Фридрих II. Правда, сравнение грешит в одном. Когда Наполеон задумал нанести новый удар государству, которое в 1806 г. безрассудно вызвало его на бой, он свел к нулю условия недавнего мира, наказав его уже после помилования. Фридрих же не мог даже сослаться на высшие интересы относительно Польши, на интересы своей собственной обороны. Он напал на нее врасплох и ограбил во время столетнего мира под единственным предлогом захватить ее владения и только потому, что знал, что она бессильна их защитить. Кроме этой разницы, прием был тот же и жестокость одинакова. Это было отрицание за слабым права на жизнь со стороны сильнейшего. По неисповедимой превратности судьбы, по той справедливости, которая содержится в мировых переворотах и почти всегда воздает злом за зло, побежденная, униженная и бессильная Пруссия предназначалась по планам победителя для точно такой же роли, какую один из ее самых способных королей недавно предписал Польше. Доставляя нам соответствующую завоеваниям России на Востоке компенсацию, она избавила бы Наполеона от необходимости вознаграждать себя за счет Оттоманской империи, способствовала бы продлению существования этого государства и, подобно Польше, в свою очередь, послужила бы выкупом за сохранение Турции.
Оставаясь верен этой идее, Наполеон решил сообщить ее императору Александру и указать ему на ее выгодные стороны. Об этом должен был первым долгом позаботиться наш новый посланник Коленкур тотчас же по приезде в Петербург; это была главная статья в его инструкциях. Этот замечательный документ, помеченный 12 ноября 1807 г., составленный Шампаньи, но просмотренный и одобренный императором, дает возможность проследить весь ход его мысли. [240] По мнению Наполеона, Коленкур, посвященный вполне в развитие мысли, создавшейся в уме его государя, лучше поймет, сколь важно обеспечить ее успех. В это дело он должен будет вложить все свое усердие, всю силу убеждения. Не предлагая с самого начала княжеств, он даст понять, что император, чрезвычайно желая быть приятным своему союзнику и другу, ничего не имеет против этой важной уступки. Но тем не менее тождественный тильзитский акт не должен быть изменяем ради исключительной выгоды одной из сторон. Нарушение, допущенное в пользу России, должно повлечь за собой такое же в пользу Франции. “Таков принцип, которым будет обусловливаться поведение Императора. Разум, справедливость и осторожность не позволяют ему принять другого решения, и никакое препятствие не будет в состоянии сбить его с этого пути”.
240
Мы опубликовали инструкцию Коленкуру в Revue d'histoire diplomatique, 1 janvier 1897. Мы даем ее в приложении под цифрой II.
Установив это, Коленкур укажет причины, которые побуждают императора отсрочить раздел и не позволяют ему искать себе на Адриатике компенсации русских завоеваний. При таких условиях только одна Силезия может послужить для него справедливым возмещением. Конечно, самым трудным будет заставить царя принять вторую часть предложения. Коленкур должен будет пустить в ход откровенные объяснения. Он не скроет, что при настоящем положении Европы император не может отказаться ни от одного из условий, обеспечивающих его выгоды; что упорная враждебность Пруссии оправдывает все принимаемые против нее меры предосторожности. Итак, Франция будет занимать ее, пока русские будут оставаться в Валахии и Молдавии, если только уступкой Силезии не будет дано нам соответствующей гарантии. Таким образом, Пруссия должна выбрать одно из двух: или она должна на неопределенный срок оставаться в наших руках как военнопленная, или же должна откупиться, пожертвовав своей провинцией. Следует постараться доказать, что из двух решений второе не самое для нее невыгодное. Нашему посланнику предстоит трудная, довольно оригинальная задача – доказать, что Пруссия меньше будет страдать после грозящей ей операции, что для ее же блага оба императора должны сделать ей ампутацию, что только живое участие побуждает лишить ее положения великой державы, несовместимого с ее настоящим состоянием, дабы, низведя ее к ничтожеству, обеспечить ей спокойное существование. “У Пруссии, – говорится в инструкции, – будет население только в два миллиона жителей. Но разве этого не достаточно для счастья королевской семьи и разве не в ее интересах занять тотчас же и вполне покорно место среди второстепенных государств, тогда как все ее усилия вернуть утраченное положение послужат только к тому, чтобы терзать ее подданных и питать бесплодные сожаления”?
Если царь согласится на предложенный обмен, все может быть кончено теперь же. Оба императора обменяются договором, который заменит тильзитский, под предлогом его истолкования. Он останется в тайне, но будет служить руководящей нитью для условий мира, который будет заключен между Россией и Портой при нашем посредничестве, и для новой сделки между Францией и Пруссией при посредничестве царя. Наполеон возьмет на себя труд дать совет султану покориться своей участи, Александр исполнит то же относительно Фридриха-Вильгельма. Восточный вопрос и прусский будут разрешены одновременно, и за решение одного будет отплачено решением другого.