От убийства до убийства
Шрифт:
– Он дал тебе денег? – спросил Раджи у сестры, вернувшейся к нему от такси с белым человеком.
– Нет. Вставай, – сказала она и подняла мальчика на ноги.
Впрочем, после того, как они миновали два красных света, Раджи все понял. Он ткнул пальцем в ее стиснутый кулачок.
– Белый человек дал тебе денег. У тебя есть деньги!
Она подошла к стоявшему у обочины авторикше:
– Гавань – это в какую сторону?
Водитель зевнул:
– Нет у меня денег. Проваливай!
– Я же не
– А я тебе уже сказал: от меня ты ничего не получишь!
Соумия плюнула ему в лицо, схватила брата за руку, и оба побежали что было мочи.
Следующий водитель авторикши, к которому Соумия обратилась с вопросом, оказался человеком добрым.
– До Гавани путь долгий, очень долгий. Может, на автобусе поедете? Туда ходит триста сорок третий. А пешком вам часа два топать, это самое малое.
– У нас денег нет, дяденька.
Водитель дал им монетку в одну рупию и спросил:
– А родители-то ваши где?
Они сели в автобус, заплатили кондуктору.
– Где сходить будете? – крикнул он.
– В порту.
– Этот автобус в порт не идет. Вам нужен номер триста сорок три. А это номер…
Они вылезли из автобуса и пошли пешком.
И пришли к перекрестку Источника Холодной Воды. Здесь, как обычно, работал мальчик – однорукий и одноногий; он скакал на одной ноге от машины к машине – да так шустро, что Соумии никогда не удавалось опередить его, – и просил милостыню. Сегодня кто-то подал ему редиску, большую и белую, и он постукивал ею в ветровые стекла машин, чтобы на него обратили внимание.
– Не смейте здесь попрошайничать, сукины дети! – крикнул он Соумии с Раджи и угрожающе замахнулся редиской.
Они показали ему языки и закричали:
– Урод! Мерзкий урод!
Спустя еще час Раджи расплакался и дальше идти отказался, и Соумии, чтобы покормить его, пришлось порыться в мусорном баке. Она нашла там картонку с двумя печеньями, по одному на каждого.
Пошли дальше. Вскоре у Раджи захлюпало в носу.
– Пахнет морем.
И Соумия тоже услышала этот запах.
Они прибавили шагу. И вот что увидели по пути: мужчину, который вырисовывал на стоявшем при дороге рекламном щите английские слова; двух котов, дравшихся на крыше белого «Фиата»; нагруженную дровами конную телегу; шедшего по середине шоссе слона с охапкой листьев дерева ним на спине; разбитую в аварии машину; дохлую ворону с прижатыми к груди окоченелыми лапками и вспоротым животом, в котором кишмя кишели черные муравьи.
Та к они добрались до Гавани.
Над морем садилось солнце. Дети шли мимо переполненных людьми базаров, отыскивая парк.
– В Гавани нет парков, – сказал им торговавший арахисом старик-мусульманин, – потому здесь и воздух такой плохой. Вы не туда зашли, ребятки.
И, увидев, как вытянулись
Раджи аж взвыл. Он так проголодался… на черта ему орехи! Он запустил ими в мусульманина, и тот обозвал его дьяволенком.
Раджи это разозлило настолько, что он бросил сестру и побежал куда глаза глядят, а она припустилась за ним, однако догнать брата не смогла – пока он сам не остановился.
– Смотри! – взвизгнул он, указывая на череду калек, сидевших с перебинтованными руками и ногами перед домом с белым куполом.
Дети опасливо миновали прокаженных. И увидели человека, который лежал на скамье, закрыв перекрещенными ладонями лицо, и тяжело дышал. Пройдя мимо этой скамьи, Соумия заметила на берегу, у самого края воды, маленький зеленый сквер.
Тут уж и Раджи притих.
В сквере было шумно. Полицейский лупил по щекам мужчину, очень смуглого:
– Ты туфли украл? Ты?
Очень смуглый мужчина только головой мотал. Полицейский ударил его сильнее:
– Сын лысой женщины, нажрешься дури, а после обувь воруешь? Ах ты…
За кустами, совсем рядом с детьми, прятались трое беловолосых мужчин. Они замахали руками, подзывая к себе Соумию, чтобы и она тоже спряталась. Соумия и Раджи залезли в кусты и стали ждать, когда уйдет полицейский.
Она прошептала одному из беловолосых:
– Я дочь Рамачандрана, человека, который ломает дома богачей в переулке Роз.
Никто из них отца ее не знал.
– А что тебе нужно, девочка?
Она произнесла название так, как запомнила его:
– …ерыч.
Один из троих – похоже, он был у них главным – насупился:
– Скажи еще раз.
Соумия повторила то же слово, он кивнул. Потом достал свернутый из газетной бумаги пакетик, постучал по нему пальцем; из пакетика потекла струйка белого порошка, похожего на толченый мел. Беловолосый вытащил из другого кармана сигарету, разрезал ее по всей длине, вытряхнул табак, насыпал вместо него порошок и снова скрутил сигарету. Потом поднял ее перед собой и протянул свободную руку к Соумии:
– Двадцать рупий.
– У меня только девять, – сказала она. – Возьмите девять.
– Десять.
Она отдала ему деньги, забрала сигарету. И тут ее посетило страшное сомнение.
– Если вы взяли с меня лишнее, если надули, мы вернемся сюда с папочкой, и он всех вас побьет!
Беловолосые мужчины прижались друг к другу, затряслись и захохотали. У них явно не все были дома. Соумия схватила Раджи за руку и побежала с ним из сквера.
В голове ее мелькали обрывки сцены: она показывает папочке то, что принесла для него из такой дали. А он говорит: «Милая» – как говорил раньше, – пылко обнимает ее, и оба они чуть с ума не сходят от взаимной любви.