От войны до войны
Шрифт:
– Родичей? – Бедный Ансел явно не понимал ничего.
– Я имел в виду ворона, – сообщил маршал и рассмеялся. На взгляд Дика слишком громко.
Рокэ лгал, юноша в этом не сомневался, хотя и не представлял, зачем тому понадобилось лезть в дом маршала Ги. Что он там искал? Нашел ли? В доме что-то зазвенело, пламя вырвалось на балкон, охватило дверь. Алва вновь усмехнулся. Эту его усмешку Ричард знал – она не сулила ничего хорошего.
Рокэ спокойно смыл с лица копоть и все с той же злой ухмылкой направился к гордо возвышавшемуся среди кэналлийских
– Ваше Преподобие, я нашел в доме кое-что интересное и намерен показать это вам. Думаю, это именно то, что вы искали.
Епископ молчал, с ненавистью глядя на синеглазого человека с мокрыми волосами. Алва походил на разбойника с большой дороги, но это его не волновало.
– Монсеньор, – не выдержал Ансел, – вы не должны возвращаться в дом. Это опасно!
– Первый этаж еще доступен. – Рокэ не отрывал взгляда от лица епископа.
– Отродье Леворукого! – изрек тот. – Пособник еретиков! Изыди!
– Не хочу. – Ричард не видел лица эра, но не сомневался, что тот улыбается. – Ваше Преподобие, вы должны это увидеть. Идемте, я провожу вас.
Неужели он и впрямь собрался вновь войти в дом? Что он хочет показать? Епископ высокомерно вздернул подбородок и направился к крыльцу, Рокэ пошел рядом. Что же там прячется? Особняк был охвачен огнем, но юноше вдруг почудилось, что в балконной двери мелькнула лошадиная голова. Мелькнула и тотчас исчезла.
Дик занял ставшее привычным место позади своего эра. Он должен посмотреть, должен убедиться, что никакой лошади там нет. Ни настоящей, ни нарисованной! Пегая кобыла наверняка всего-навсего принятый у ювелиров знак. Надо спросить или заглянуть в книги… А карас пропал, не надо было заказывать эти кольца и браслеты…
– Юноша, – Рокэ обернулся, не замедляя при этом шага, – вы слишком молоды для некоторых вещей. Подождите на улице.
Дик покорно остановился. Что-то громко треснуло, в окне мезонина показался язык пламени.
– Осторожно, Ваше Преподобие, – Рокэ вел себя, словно на светском приеме, – впереди ступеньки.
Епископ Олларии и Первый маршал Талига рука об руку поднялись на крыльцо. Алва распахнул дверь, пропуская клирика вперед. Ричард боялся даже предположить, что творится в пылающем доме. Что же там нашел Ворон? Наверняка что-то важное, раз решил вернуться, да еще заключив перемирие с Авниром.
– Что он мог там найти? – Теньент Давенпорт был бледен, несмотря на жару.
– То, что искал, – огрызнулся Дик.
Нестерпимый жар, звон набата, серый от пепла ветер… На этот раз ожидание длилось недолго. Двери особняка распахнулись, и на крыльце показался Ворон. Один. Герцог поднял брошенный кем-то из черноленточников лом и продел сквозь массивные бронзовые ручки, соорудив подобие засова. Поднял голову, глянул на нависающий над крыльцом балкон. Резкий звук отвлек внимание Ричарда, когда юноша вновь обернулся, ноги его приросли к земле. На двери алел отпечаток руки. Левой! Юноша не мог оторвать взгляда от узкой
Рокэ, не торопясь, спустился с крыльца и отошел к фонтану. Все молчали. Различить сквозь рев пламени голос Авнира, если тот, разумеется, кричал, было невозможно. Спросить, где епископ, не решался никто.
– Юноша, – Ричард вздрогнул, – вы не одолжите мне платок?
Ричард сунул руку в карман, не в силах оторвать взгляд от окровавленной ладони эра. К счастью, платок оказался на месте, синий шелковый платок с черной меткой.
– Благодарю вас.
– Монсеньор, – Дик понял, что у Джорджа Ансела стучат зубы, – где преподобный Авнир?
– Отправился в путешествие, и довольно-таки дальнее.
– Монсеньор, – на лице полковника отразилось немыслимое облегчение, – значит, оттуда был другой выход!
– Был, – Рокэ зажал рану синим шелком. – Я счел своим долгом показать епископу Олларии то, что видел в доме маршала Ариго, и показал.
– И что?.. Что это было?
– Смерть. Отойдемте, господа, сейчас обрушится балкон…
Глава 8
Оллария
«Le Valet des 'Ep'ees» & «Le Six des B^atons»
Солнечный луч отыскал щель в ставне и прорвался в гостиную. В световом столбе кружились в своем вечном танце пылинки. Луизе страшно захотелось распахнуть окно, впустить в дом дневной свет и тепло, и будь что будет! Наверное, есть предел у всего, даже у страха!
– Мама, – какой все же у Селины тоненький голосок, не то что у нее… Мать не зря ругает ее полковой трубой. – Мама, давай откроем окно.
– Нет! – «Нет» было любимым словом Аглаи Кредон, если она, разумеется, говорила не с господином графом. Покровителю отказывали иначе, вернее, вели себя так, что устыдившийся граф сам отказывался от просьбы, а то и прощения просил.
Селина опустила голову. Другие молчали, даже сидевшая с господами Дениза, которую на этот раз госпожа Кредон не пыталась прогнать. Надо бы рассказать кормилице про Арамону, хотя зачем? Солнце уже взошло, днем выходцы бессильны.
– Мы не должны подавать признаков жизни, – начав говорить, Аглая уже не останавливалась, – мужичье решит, что мы бежали.
Решит, что бежали, но поживиться все равно захочет… Хотя сосед скажет, что они дома и были на крыше. Откуда в людях столько злобы? И… И столько глупости.
Снова молчание. Как душно! Душно и холодно… Они тут все, словно мыши под метлой, раньше Луиза не понимала, что значит эта присказка. В углу завозились и забили часы. Подарок господина графа, гордость хозяйки и предмет зависти соседей. Из каких же мелочей складываются иногда жизнь и смерть.
– Полвосьмого, – сказал Герберт.
– Да, полвосьмого, – отозвалась Амалия.
Снова тишина. Сколько можно ждать?! Придут они в конце концов или нет?!
Они ждали, ждали всю ночь, и все равно стук раздался неожиданно. Громкий, настойчивый, властный.