От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
– Это – исключительное великодушие Советского Союза.
– Это не великодушие, а расчет, великодушие по расчету, – поскромничал Сталин. – Когда мы к другим хорошо относимся, и они к нам хорошо относятся, и потом мы, например, Румынии и другим странам уже дали ряд льгот, которых финны еще не получили, и поэтому справедливость требует, чтобы и финнам предоставить такие же льготы. Своим великодушием мы рассчитываемся за политику царского самодержавия. Царское самодержавие своей политикой по отношению к Финляндии, Румынии, Болгарии вызывало вражду народов этих стран к России. Мы хотим, чтобы
Хело рассказал о ходящей в Финляндии теории о том, что это хорошее отношение к ней объясняется помощью финнов русским революционерам в свое время в борьбе против царского самодержавия. Сталин не стал разубеждать:
– Это правильно. Действительно так было. Но мы стремимся к хорошим отношениям с Финляндией не только потому, что мы соседи и потому, что у нас были личные связи с финскими революционерами. Мы уважаем, любим финский народ. Хороший народ, трудолюбивый народ. Вы посмотрите: живете вы черт знает где. Живете вы в болотах, лесах, тем не менее, построили свое государство. За свое государство упорно дрались. Сравните, например, Финляндию и Бельгию.
Одновременно Сталин призвал не идеализировать русских.
– Русский народ, как и другие народы, имеет свои недостатки.
– Да, но русские победили фашизм, – заявил Хело.
– Русские не одни победили, – вновь поскромничал Сталин. – Они победили вместе с другими народами. Ну, конечно, русские упорно дрались. Это настойчивый народ. Может быть, он лучше некоторых других народов, но он имеет свои недостатки. Русский народ упорством завоевал славу и уважение, но он также имеет свои недостатки.
Сталин выполнил свое обещание. В январском договоре 1946 года срок выплат был продлен до восьми лет, что означало снижение их ежегодной суммы с 50 до 35 млн долларов.
В самой же Финляндии основным внутриполитическим событием стал постепенный отход от дел президента Маннергейма. «Мое подорванное в начале 1945 года здоровье со временем настолько ухудшилось, что осенью я был вынужден передать обязанности главы государства премьеру и, следуя советам врачей, поискать более благоприятный климат для восстановления сил, – рассказывал Маннергейм. – Целью моего путешествия была Португалия… Отплытие на корабле до Стокгольма было назначено на 8 часов утра 3 ноября.
Накануне вечером, когда я около 12 часов ночи собирался погасить свет и лечь спать, кто-то позвонил в дверь. Это был премьер Паасикиви, который прибыл прямо от председателя контрольной комиссии Жданова».
Члена Политбюро заинтересовало, куда это Маннергейм собрался без его ведома и разрешения. Финский президент не стал встречаться со Ждановым, отправил к нему Паасикиви. «Я попросил премьера передать Жданову, что жду от него ответа до утра, до 8 часов, а также, что откладывание поездки вызовет нарушение договоренностей в тех странах, где меня ожидали. Вскоре премьер возвратился с информацией, что был сразу же принят Ждановым, который сообщил, что по согласованию с Москвой нет никаких препятствий для поездки президента».
В Португалии Маннергейма приняли со всем гостеприимством, у него были встречи и с Салазаром, и с президентом генералом Кармону. «На обратном пути я внезапно заболел и был вынужден
Четвертого марта Маннергейм передает правительству послание, в котором, ссылаясь на ухудшение здоровья, сообщает о своем решении уйти в отставку. Известие о его отставке с поста президента было сообщено финскому народу премьером Паасикиви, который зачитал письмо по радио…
Паасикиви 12 марта 1946 года был назначен президентом Финляндии, и через два дня состоялась передача полномочий.
Державы и Большой Ближний Восток
Москва продолжала пытаться разыгрывать турецкую карту.
В Потсдаме по турецкому вопросу, как мы помним, договорится не удалось. В сообщении по итогам конференции о Турции не было ни слова, а тезис о пересмотре Конвенции Монтрё страдал расплывчатостью. В начале августа Москва обратилась с нотой к Анкаре, в которой выдвинула ряд требований по Черноморским проливам.
Анкара отчаянно искала защиты у западных держав. Причем, сразу зашла с козыря. 20 августа Турция обратилась с предложением к Лондону и Вашингтону установить американские гарантии свободы мореплавания и охраны мира в зоне Проливов. В Москве это было воспринято как предельно враждебный акт.
В Кремле решили, что настало время подключить армянскую и грузинскую общественность, причем как советскую, так и зарубежную, которая двумя руками поддерживала территориальные претензии к Турции, коль скоро речь шла об исторических землях Армении и Грузии.
В сентябре прошли армянские митинги в ливанском Бейруте, Дамаске и других сирийских городах с призывами к воссоединению этих земель с Советской Арменией. Такие же митинги вскоре начались и в Соединенных Штатах, где была заметная армянская диаспора.
В советской прессе пошли обращения грузинских ученых, в которых доказывалась историческая обоснованность возвращения Грузии «исконно грузинских» районов Трабзона, Гиресуна, Гюмюшхане и Байбурта.
В Турции советские претензии вызвали бурю эмоций. Официальная пресса вновь начала открытую антисоветскую и антикоммунистическую кампанию.
Конец лета – осень 1945 года – время, когда в США появилась целая цепочка документов, где подчеркивалась озабоченность попытками СССР расширить с помощью «турецкого плацдарма» свое военное и политическое присутствие в регионах Средиземного мора, Ближнего и Среднего Востока. В докладе директора Центральной разведки Хойта Ванденберга «Внешняя и военная политика СССР», секретном меморандуме начальника управления Ближнего Востока и Африки госдепартамента Лоя Хендерсона, меморандуме Дина Ачесона говорилось о необходимости предотвратить «любые советские планы силой или угрозой применения силы добиться своего в отношении Дарданелл и Турции». Отсюда необходимость оказать Турции всю возможную дипломатическую, моральную, экономическую и даже военную поддержку.