От заката до обеда
Шрифт:
Вытирать интереснее, чем завтракать. Все на свете интереснее, чем завтракать. Даже обедать интереснее, чем завтракать. А интереснее всего – стиральная машина. Она большая и белая – четыре кнопки справа, три слева и одна с красной полоской, за которую, скорее всего, выдерут. В стиральную машину можно положить все, что угодно: и сумку, и колготки, и тетрадку, и газету, и даже, наверное, слона можно положить. Ну, если найти такого небольшого, чтобы положился весь, с хоботом и бивнями. Но это, конечно, надо поискать.
А еще есть буква И. Если
А еще у стола, с той стороны, под которой коты, приклеена бумажка. Про бумажку никто не знает (коты не в счет), поэтому ее можно иногда жевать. А иногда отдирать кусочками и таскать в мусорное ведро.
Да, педант. На прогулке в Коломенском закрыл за собой двери в парк после ухода. А то мало ли что? В дальнем углу комнаты прячет три пуговицы, фантики мятую десятирублевку. Перекладывает их вечером, жадно посматривая по сторонам, и волнуется, волнуется страшно.
Трепещет и от загородных автобусов. У автобусов, прямо там, где водитель, есть железка. Если дотянуться носом до железки – можно увидеть дорогу, а если не дотянуться, можно стоять, покачиваться, лизать холодный металл и слушать, как рычит мотор. Но самая любимая машина – папина. В папиной есть юй и клаксон. Клаксон тугой, а юй высокий, но зато папа пускает посидеть.
Все, кроме папиной машины и автобуса, принадлежит ему с позавчерашнего дня. Холодильник – мое, фотоаппарат – мое, мишка – мое, ручка – мое. Полученный в собственность мир совершенен и уютен, как бабушкин плед.
Но самая совершенная вещь – это подушка. Утыкается в нее лицом и сходит с ума от собственного запаха. И ведь это возможно – сойти с ума от его запаха. Зареванный – морс из клюквы, грязный – два утенка в коробке под лампой, утренний – льняное полотенце на выпечке, жадничает – карамель.
А в доме напротив есть кокошки. И, несмотря на всю силу мира, кокошки диктуют свои порядки, и умничают, и насмехаются, и никто не скажет им «фи». Как только они гаснут, в комнате зажигают ночник, снимают красное покрывало с ежиком и достают пижаму. Бытие сворачивается так же мгновенно, как и развернулось. Только нужно чуть-чуть полежать напротив. Можно даже читать газету, только чуть-чуть полежать. В последние секунды перед сном одиночество недопустимо: засыпая, нужно знать, что все мироздание спит вместе с тобой.
А после ты немного повертишься и ляжешь на бок. А потом Мишка начнет есть кашу, и ты скажешь «невкусная же», а он скажет «да нет, вроде ничего», а я поправлю твое одеяло, выйду из комнаты и подумаю, что ты пахнешь утенком и что завтра надо тебя вымыть.
Про ремонт
Мои строители – чудесные
Даже не знаю, отчего каждый раз, при встрече с бригадиром, я невольно размышляю о том, а каково это – убить чудесного человека? Сегодня, например, доразмышлялась до такой степени, что даже экономия вышла. Так, если закатать чудесного человека под кухонный кафель, можно не тратиться на «теплый пол». Одна мысль о том, что под моими ногами утрамбовано 165 сантиметров «очень свежих и очень неожиданных идей», будет греть гинекологию почище любой батареи.
Впрочем, по порядку.
То, что строителис вульгарис больше всего на свете боится перетрудиться – факт доподлинно известный. Ничто так не портит карму шабашнику, как клиент с фантазией. Опять же справедливости ради следует заметить, что в разряд фантазии может попасть все, что угодно. Унитаз новый захотели? Буржуйство – ив старый сралось прекрасно. Размечтались о шкафе в прихожей? Какое беспардонное лихачество – гвоздь в стене гораздо дешевле и на порядок экологичнее. Про всякие излишества в виде зеркальных стен и биде лучше вообще умолчать: в урожайных молдавских селах сортир ближе чем в тридцати метрах от дома – моветон для городских.
И вот, казалось бы, что может быть хуже «мудилы без затей», основная цель которого – нажраться хозяйского борща и как следует выспаться в ваше отсутствие? Правильно! «Мудила с затеями», вооруженный отбойником и разводным ключом, основная цель которого – «привнести».
Честно говоря, «привнос» начался еще до ремонта, когда бригадир забегал оглядеть поле действия.
Первой «вляпалась» я.
В те славные времена у меня не было достаточного опыта, и поэтому всякий совет касательно планировки воспринимался мною «на ура».
Оглядев помещение и поковыряв пальцем стену, Леня изрек:
– Кстати, неожиданная идея! А что если тебе, Катя, развернуть кухню под окно?
При этом лицо его стало напоминать просроченный эклер, который отчего-то согнули пополам.
– Ты только представь себе – у всего дома кухня слева, а у тебя – посередине. Можно посуду мыть и улицу разглядывать.
– А как же мы раковину перенесем? – робко спросила я. – Да и батарею тоже передвигать придется (она у нас ровнехонько под окошком!).
– Не переживай. Мы все возьмем на себя, – пообещал мне Эклер и ускакал в неизвестном направлении.
То, что просроченным эклерам доверять нельзя, я поняла только вчера. А соответственно весь сентябрь был потрачен на то, чтобы придумать, как именно исхитриться и заткнуть кухонную мебель под треклятый оконный проем. Промыв мозги трем десяткам консультантов, я ухитрилась-таки приобрести подходящий гарнитур. Это не важно, что мебель получилась в два раза длиннее предполагаемой и мы выложили в два раза большую сумму. Мысль о том, что, пока весь дом драит кастрюли, впечатавшись рожей в стену, я буду полоскать чашки, любуясь заоконным пейзажем, грела необычайно. Вплоть до вчерашнего дня.