От знахаря до врача. История науки врачевания
Шрифт:
Глава 3
«Сострадание Питера Чемберлена»
В XVI веке цивилизация зашла так далеко, что Паре смог снова ввести в практику поворот на ножку, вернув тем самым повивальное дело на тот уровень, на котором оно находилось в Античности, и открыв путь к участию в нем врачей. Кроме того, Паре ввел в хирургию перевязку сосудов, изменил способы лечения ран, основал ортопедию, ввел в практику массаж и глазные протезы. Карл V разграбил Рим и объявил хирургию «уважаемой» профессией. Кортес вторгся в Мексику; Коперник описал обращение планет вокруг Солнца, Галилей продемонстрировал законы падения тел, Парацельс изобрел химиотерапию, Везалий заложил основы анатомии человека, а Фракасторо назвал новую болезнь сифилисом. Реформация, «черная смерть», грипп и английская потница опустошали Европу, а Екатерина Медичи, руководя Францией из-за трона, на котором сидел ее беспутный сын, благословила массовое убийство в ночь святого Варфоломея 1571
РОДИЛЬНЫЙ ЗАЛ XV ВЕКА
Шамбеллан прибыл в Англию в то время, когда Генрих VIII завершил наконец свои матримониальные эксперименты; год смерти короля совпал с открытием в лондонской церкви Святой Марии Вифлеемского приюта для душевнобольных, искаженное название которого обогатило английский язык словом «бедлам». К тому времени семья Шамбеллан прочно обосновалась в чужой стране и сменила фамилию на Чемберлен. Королева Елизавета сидела на троне уже десять лет, Шекспиру было шесть, а Фрэнсису Бэкону десять лет от роду, а за колдовство полагалась смертная казнь. К тому времени, когда фамилия семейства завершила свою эволюцию и Шамбеллан теперь звучало как Чемберлен, родился Вильям Гарвей, Тимоти Брайт изобрел стенографию и была разбита Непобедимая армада. Эти события приводят нас в 1588 год, когда два сына старого Чемберлена, Питер-старший и Питер-младший, занялись повивальным делом и изобрели акушерские щипцы.
Братья Чемберлен хранили в тайне свое изобретение, стремясь взять в свои руки обучение повитух и руководство ими. В оправдание своих претензий они заявляли, что могут разрешить роды в тех случаях, когда бессильными оказываются все другие врачи. Ревностно охраняемый секрет они передали следующему поколению Чемберленов, представленному другим Питером, сыном младшего из двоих братьев. Этот Питер был человеком незаурядных способностей, но соединял в себе черты религиозного фанатика и неприятные черты шарлатана. Так же как его отец и дядя, он пытался сохранить свое исключительное положение в повивальном деле. Когда ему было отказано в этой привилегии, он разразился памфлетом, озаглавленным: «Голос из Реймы, или Эхо криков женщин и детей, взывающих к состраданию Питера Чемберлена». Амбруаз Паре в таких случаях выражался проще: «Я перевязал ему раны, и Господь исцелил его».
Секретом Питера Чемберлена были все те же акушерские щипцы, переданные ему отцом и дядей. Секрет этот он передал своим сыновьям, самым толковым из которых был Хью (1630–1706). Семья продолжала хранить тайну, и, выражаясь словами Хью Чемберлена: «Мой отец, брат и я сам (хотя больше никто в Европе, насколько я знаю) Божьей милостью и нашим усердием добились обширной практики, помогая женщинам успешно разрешаться от бремени без предрассудков в отношении к ним и их детям». Тогда он продолжал хранить семейный секрет.
ВЕРХ ХАНЖЕСТВА – ВРАЧ ОПЕРИРУЕТ ПОД ПРОСТЫНЕЙ
В течение тринадцати веков европейским врачам запрещалось присутствовать при нормальных родах, но к XVII веку запрет был снят, и врачи начали в какой-то степени принимать участие в родовспоможении. В аристократических семействах это воспринималось с пониманием, но в простонародье врачи столкнулись с поразительным ханжеством и часто были вынуждены манипулировать вслепую, как это изображено на приведенной гравюре, чтобы пощадить стыдливость скромных пациенток. Иллюстрация взята из книги голландского врача Самуэля Янсона (1681)
В то время, когда Хью Чемберлен, следуя семейной традиции, пытался взять под контроль подготовку и деятельность английских повитух, врачи медленно, но верно осваивали акушерскую практику. Толчок этому движению дал Паре, а титул акушера, дарованный Клеману, прибавил достоинства новой профессии. Тем не менее попытки врачей заниматься акушерством столкнулись с мощной оппозицией. За исключением королевских семейств, врачи сталкивались с невероятным ханжеством. Иногда врач был вынужден повязывать себе на шею один конец простыни, а другой повязывать на шею пациентке. Таким образом, врач не мог видеть, что делается под простыней. Он производил свои манипуляции вслепую, но зато берег стыдливость больной. Титул «акушер» прижился не сразу, и врачей, практикующих в акушерстве, часто награждали унизительными кличками. Так, когда Вильям Смелли в XVIII веке организовал в Лондоне школу повитух, его конкурентка, повитуха с Сенного рынка миссис Найхелл, окрестила его «повивальным дедом лошадиной богоматери». В истории медицины Смелли остался благодаря
Противодействие занятию врачей акушерством сохранилось почти до наших дней. Не далее как в сороковых годах XIX века Джон Стивенс написал и опубликовал в Лондоне памфлет об «опасности и безнравственности» участия мужчин в «повивальном деле». Свои усилия он посвятил Обществу подавления пороков. Сегодняшние акушеры уже не подвергаются презрению и осмеянию. Тем не менее в странах, отставших в своем культурном развитии, до сих пор остаются отголоски прежнего отношения; проявляется оно очевидным, хотя и невысказываемым вслух умалением достоинства врачей, занимающихся родовспоможением. Их считают низшей врачебной кастой, уступающей врачам других профессий – например, хирургам. Такое отношение сказывается на качестве преподавания акушерства в медицинских учебных заведениях, а подчас приводит к тому, что в акушерство идут люди, не блещущие способностями. Сказывается это отношение и на статистике детской и материнской смертности.
Во времена Хью Чемберлена это противодействие цвело пышным цветом, и Хью не снискал популярности в избранной им профессии; мало того, он еще впутался и в политику. Занятие политикой в Англии второй половины XVII века было делом небезопасным, что Хью Чемберлен испытал на собственном опыте. В конце концов он уехал в Париж, где в правление Людовика XIV обстановка была более спокойной. Здесь он попытался продать свой драгоценный секрет, и его направили к Морисо, бывшему тогда ведущим акушером Франции.
Сам Морисо в то время ввел в практику смелое новшество – его пациентки рожали на кроватях, а не в пресловутом акушерском кресле, которое было древнее Библии. Тем не менее, несмотря на это новшество, акушерское кресло сохранило свои позиции, и голландские невесты продолжали получать его в приданое вплоть до XIX века. Чемберлен похвастался Морисо, что с помощью своего секрета может принять самые трудные роды за считаные секунды. Морисо тотчас предоставил в его распоряжение щуплую женщину, изуродованную рахитом, которой не помогли разрешиться от бремени никакие приемы. Чемберлен самоуверенно принялся за дело, но, поработав три часа, признался, что столкнулся с непреодолимыми трудностями, – женщина умерла от травм, причиненных манипуляциями Чемберлена. «В завершение этой истории, – говорит Морисо, – следует вспомнить, что за полгода до этого события сей врач приехал в Париж из Англии и хвастал, что обладает секретным инструментом, посредством которого он может разрешить роженицу от бремени в самых трудных и запущенных случаях. Этот врач также сказал королевскому придворному врачу, что продаст свой секрет за десять тысяч талеров» (около 7500 долларов).
Если даже оставить в стороне вопрос о гуманности, то и с точки зрения медицинской этики поведение семьи Чемберлен, скрывшей метод, с помощью которого можно было облегчать страдания и спасать жизнь, было в высшей степени предосудительным. Можно, например, изобрести механическое устройство для удобства, получения дохода или для удовольствия, производить и продавать новое изобретение, стремясь к получению максимальной прибыли, держа новшество в секрете или защитив его патентом. Такой человек заслуживает почета, он может даже разбогатеть, и никто не будет из-за этого косо на него смотреть – скорее даже наоборот. Но так можно поступать в коммерции, а не в медицине. Заветы, передаваемые из поколения в поколение со времен жрецов храма Асклепия и поддержанные такой неосязаемой вещью, как этика, уважение и признание со стороны коллег, запрещают подобную практику. Врач, который ищет и находит средство, облегчающее человеческие страдания или продлевающее жизнь, делает его общим достоянием с тем, чтобы все врачи могли делать то же самое, не платя компенсаций тому, кто первым открыл новое средство. Ни в одной другой отрасли такое обучение не бывает бесплатным – только в медицине. Обязательство служения людям, которое врач берет без жалоб, возлагая на себя тяжкую ответственность, считается вполне естественным теми людьми, которые находят таким же естественным противоположное поведение всех прочих членов общества. Медицина выросла из религии; к счастью, она до сих пор сохранила в своих принципах часть религиозных добродетелей – в частности, принесение себя в жертву страданиям других людей, что, естественно, кажется непрактичным многим коммерсантам. Во все времена, как в древности, так и в наши дни, находятся врачи, извлекающие прибыль из тайных средств, обладающих действительными или мнимыми достоинствами. Чемберлены как раз и были людьми такого сорта. Были и другие – и было их великое множество.