Отблеск безумной звезды

Тронина Татьяна Михайловна

Павел лег на диван и попытался задремать. Но днем он спать не умел. Перед глазами стояла та нищенка у дороги.

«Если приглядеться, то она очень даже ничего! Славная… Почему она оказалась выброшенной из этой жизни?»

Он попытался вообразить судьбу этой женщины.

Потом подумал: надо определить ее в приют, поскольку на профессиональную попрошайку она не похожа.

Однажды, давным-давно, когда он был еще совсем маленьким ребенком, он хотел привести в дом бродячую собаку, бегавшую по двору, — желание, возникающее

у многих детей, но в последний момент его что-то остановило. Та собака была старой, некрасивой, все время ожесточенно чесала облезлые бока, и тащить ее в свой чистый и уютный дом вдруг расхотелось. Но если бы в те времена существовали собачьи приюты, он непременно отвел бы псину туда.

«Хоть раз в жизни сделать что-то хорошее! — с раздражением подумал он. — Раз в жизни помочь кому-то…»

Павел нашел в справочнике адреса приютов для бездомных людей, выбрал ближайший.

«А если она не захочет ехать зуда? Ведь эти люди привыкают к жизни на улице и ничего другого уже не хотят!» Но отступать было поздно. И вообще надо было как-то оправдать свое появление в Москве, не ради же поганого заморского чая приезжал он сюда!

В глубине души он надеялся, что нищенка уже исчезла…

Но она была там же. Сидела с безучастным, равнодушным видом и ничего не замечала.

Павел остановился напротив, опустил тонированное стекло.

Когда-то давным-давно, в гостях у своего школьного товарища (разыскать которого ему сегодня так и не удалось), он рассматривал альбомы с репродукциями картин известных художников — отец друга был искусствоведом.

Рафаэль, Боттичелли, Тициан, Веласкес, Винчи… Череда мадонн с нежными лицами и дивными золотистыми волосами. Безмятежные ясные глаза.

У этой придорожной замарашки глаза были светло-голубого цвета.

Павел сидел в машине и смотрел на нее, точно загипнотизированный. Он сам не понимал, что с ним происходит — это было чувство, отдаленно напоминающее вдохновение.

Но вдохновение скоро было прервано — из ближайшей подворотни выскочил хмурый старик в потертой женской дубленке, вцепился нищенке в ее волосы и куда-то потащил. Несчастная пыталась вырваться, но жилистый старик был явно сильнее.

— Я тебя предупреждал? — вопил он, сверкая единственным, золотым, зубом. — Я тебе говорил, чтобы духу твоего тут не было?..

Павел выскочил из машины, пихнул в грудь старика:

— Пошел вон.

— А ты кто такой? — не испугался тот. — Чего руки-то распускаешь?..

— Кто надо, — грозно ответил Павел и для убедительности показал старику кулак.

Это был очень убедительный аргумент. Старик поворчал еще немного и скрылся в своей подворотне.

— Так нельзя… — рассудительно произнесла нищенка, поправляя на голове шапку. — Почему люди злые?..

— Я не знаю, — сказал Павел. Открыл дверцу машины и махнул рукой. — Иди сюда…

Она секунду помедлила, а потом все с тем же безмятежным

выражением заковыляла к нему. Села на заднее сиденье.

— Почему люди злые? Почему?

Он тронулся с места. Доехал до Пятницкой, а потом вдруг развернулся, нарушая все мыслимые правила, и помчался обратно.

То самое вдохновение, овладевшее им, подсказало — не стоит везти ее в приют. Зачем надеяться на чью-то помощь, если доброе дело можешь сделать ты сам?

Конечно, Павел отдавал себе отчет, что ни за что не пошел бы на это, если бы придорожная замарашка внезапно не напомнила ему о безмятежных ликах мадонн времен Ренессанса…

Он привез замарашку домой, позвал Бабаню. Та ахнула, увидев в прихожей чумазую незнакомку в гигантских валенках, невозмутимо разглядывающую чужое жилище.

— Бабань, ее надо помыть и одеть во что-нибудь чистое…

— Кого ее? — изумилась старуха. — Паша, да где ж ты откопал ее, на какой помойке?..

— На соседней. Недалеко отсюда, — вполне серьезно ответил он.

— Па-аша… зачем она тебе? Ишь, глазами-то как лупает… явно с головой не в порядке! Выгони ты ее, Христа ради…

— Вот именно потому я и не собираюсь выгонять! — с раздражением произнес он. — Ты, Бабань, каждую неделю в церковь ходишь, на Крещенье в мороз по три часа за святой водой стоишь — ну, и какой от этого толк, если ты моего поступка понять не можешь?!.

— Обчистит она тебя… — не слушая его, пробормотала Бабаня, обходя незнакомку. — Все как есть вынесет. Еще и квартиру подожжет!

— Тогда уж что-то одно — или обчистит, или подожжет!

— Нет, милый, у тебя самого с головой не в порядке… — приготовилась зарыдать Бабаня. — Я про такое сроду не слышала… тут своих, родных, из дома выгоняют, а ты какую-то чужую с улицы привел!

— Пожалуйста, помоги мне. Я заплачу тебе, — настойчиво повторил Павел. — Я сам не могу с ней возиться…

— Это точно! — сказала старуха и посмотрела ему в лицо. — Ладно уж… Неси, что там из чистого…

От Леры остался шелковый белый халат, тапочки и ночная рубашка — он давно хотел их выбросить, но все как-то руки не доходили. «Выходит, не зря! — возликовал он. — Вот и пригодилось… Во всем есть смысл!»

Незнакомкину ветошь вместе с валенками запихнули в большой пакет и выставили на лестничную клетку.

Пока Бабаня мыла гостью с улицы, Павел перезвонил Сашке и сообщил, что сегодня он точно не приедет.

Потом старуха привела отмытую и одетую в Лерину одежду незнакомку в комнату, усадила ее на диван и торжественно сообщила:

— Дереза ее зовут. Она сама мне сказала.

— Как? — удивился Павел.

— Ну, вроде как коза-дереза… — пожала Бабаня плечами. — Может, Тереза? Имя есть такое… Да от нее разве чего-нибудь толкового добьешься?..

— Нет, не Тереза, — спокойно произнесла незнакомка. — Дезире.