Отбор без права на любовь
Шрифт:
Жан-Вьер, ну вот за что?!
Наградила довольного Рокоско растерянно-обиженным взглядом, но тот даже бровью не повел. Раздал оставшиеся листки и вернулся на свое место.
– Прекрасно, леди! Теперь, когда у вас всех есть цвета, найдите свою партнершу: именно с ней вы будете шить друг другу платья. Не смею больше отвлекать. Если будут какие-то вопросы, можете задавать их мне или леди Павиэл. – Видя, что девушки уже стремятся задать вопросы, кутюрье поднял руку вверх и добавил: – Меняться парами нельзя. Приступайте, мои птички.
Вопросы схлынули. Мы с Анэстеси заняли
Криво. Очень криво и неровно. Низ, где уже важна не фигура, а покрой платья, был будто квадратным – я даже боялась представить, что получится. Попыталась отразить платье по вертикали, чтобы создать хотя бы видимость симметрии – надеюсь, у Анэстеси все симметрично, иначе… ну и ладно, подумаешь! Сошью, как получится.
Я с каким-то потаенным страхом взглянула на швейную машинку. Она казалась мне загадочным монстром. Причем машинки нам поставили не современные, где даже нитку в иголку вдевать не нужно, а именно старые, чтобы мы прочувствовали все тяготы швеи на себе.
Справа раздался грохот, от которого я подскочила: Розмари стукнула кулаком по швейной машинке. Та сразу включилась и начала жужжать. Жан-Вьер, шокированный таким поведением с дорогой его сердцу вещью, подскочил к блондинке. Девушка неуверенно улыбнулась – больше походило на оскал, поэтому я бы на месте кутюрье ретировалась. Но надо отдать ему должное: он был храбр.
– Что вы делаете, молодая леди?
– Включаю, мэтр. Неужели вы не видите, что она сразу заработала?
Жан-Вьер хотел что-то сказать в духе: «Надо работать головой, а не мускулами», – но в данном случае это было неуместно. Машинка действительно заработала. Хихикнув, я отвернулась и посмотрела на свою «старушку». Вздохнула. Хотелось тоже решить проблему ударом, вот только в неравном поединке с машинкой я вряд ли выйду победительницей, как Розмари. И почему я не увлеклась бодибилдингом? Или хотя бы шитьем?
Делать нечего, придется работать. Включить её мне не составило труда, а вот дальше… Дальше был ад! Еле вставила нитку, та постоянно вылетала, рвалась и к тому же портила ткань. Швы выходили неровные, да еще и отвлекал постоянный шум: Розмари никак не могла договориться со своей машинкой, и та все больше «ушатывалась». К девушке не решался подходить даже мэтр: мысленно он уже упокоил машинку и сделал погребальное отпевание.
– Как протекает работа? – спросила у меня сваха, делая дежурный обход.
Мимо.
– Ничего. Не у всех руки золотые.
И пошла дальше. Я смотрела ей вслед округленными глазами. Это она сейчас намекнула, что у меня руки растут из… в общем, оттуда, откуда не должны расти? Ну и ладно. Я все равно сюда не мужа искать прилетела.
Шесть часов истекли. Я разминала шею, и единственное, что я хотела бы, – лечь в постель и поесть. Голокамеры активизировались, начав интенсивную съемку, а все девушки принялись обмениваться нарядами. Я тоже подала свой Анэстеси, и та даже взяла его, только пискливо воскликнула:
– Это что?!
Нами тут же заинтересовались голокамеры, подлетев и зажужжав над нашими головами. Мэтр со свахой тоже поспешили к нам, чувствуя неминуемый конфликт. Я натянула на лицо беспристрастное выражение лица и ответила:
– Платье. Дизайнерское, между прочим.
У Анэстеси глаза полезли на лоб от «дизайнерского платья». Она беспомощно взглянула на леди Павиэл и заявила:
– Я это не надену!
– Наденете, милочка, наденете, – уверил её Жан-Вьер. – Ваши вкусы мне давно известны, ведь вы пренебрегли моими нарядами. Вы ничего не смыслите в современном искусстве. – Жан-Вьер взял в руки мое платье, оглядел и поднял на меня удивленный взгляд. Видимо, такого он все же не ожидал! Я едва не расхохоталась, наблюдая за тем, как мужчина старается придать лицу восхищенное выражение лица. – Вы посмотрите, да это же…
Тут я напряглась. Мысленно я уже подобрала этому платью нужное слово и готова была отправить его в утиль (платье, а не слово!), но все же мне было интересно, что именно о нем скажет знаменитый кутюрье.
– …фантастика! Какой шов, какая асимметрия!
– Но, мэтр, – попыталась возразить Вета, подруга Анэстеси, – здесь же передний шов наружный, когда другие – внутренние! И этот шов еще и такой… такой… неровный!
– Совершенно верно подмечено, моя дорогая, – отвечал ей мэтр, а я пыталась не рассмеяться. – Именно это и называется полетом дизайнерской мысли! Разве вы смогли придумать подобное? Нет! А вот леди Ори-Ка удалось воплотить в жизнь самые смелые идеи! Надевайте, леди Анэстеси, вы ведь не хотите отказаться от участия?
Судя по лицу Анэстеси, именно этого она и желала. Розмари даже обрадовалась: не ей быть последней в этом конкурсе. Но дочь министра вовремя взяла себя в руки, забрала моё «платье» и ушла в сторону раздевалок, где нас уже ждали служанки.
Спустя пятнадцать минут все девушки стояли в центре холла. И я не знаю, каких усилий стоило Жан-Вьеру не рассмеяться. Мужчина оглядывал нас со всех углов, выставлял кого-то вперед, отмечал достоинства и недостатки. Платье Анэстеси было сшито прилично, хоть и совершенно монашеское. Однако, как отметил Жан-Вьер, «на превосходной фигуре даже подобный наряд выглядит сексуально».