Отбор ведьм для Господина Зла. Новые чувства под снегопадом
Шрифт:
— Ладно, — выдыхает ведьма, — в косицах твоих, наверное, дело. Уж больно толстые и длинные. Да золотистые, как пшеница… Помнишь ещё, какая пшеница была?
Я только веду плечом.
Не говорить же, что в глаза её никогда не видела.
— Будем считать, что мы подружки. И что я у тебя ничего не крала. Тогда и танец не должна, правильно?
— Правильно. Но раз я тебе подарила вещи, ты могла бы и повеселить нас. А нет — так нет.
— Да как так-то! — недоумевает тролль, у которого, кажется,
Едва ли он понимает, почему мы позвали с собой ту, что пыталась мне навредить, почему я её же и обелила, да ещё и взамен ничего не прошу!
Но когда Гуня начинает двигаться, мир вокруг расплывается разноцветными кляксами, и баран уже совершенно не возражает её компании.
— Этот танец связан с магией нашего рода, обычная ведьма не сможет его повторить. Как и фокусы с иглами, монетками, картами и всем прочем…
Она пляшет так задорно, что кружится голова, всё внимание уходит на то, чтобы улавливать то резкие, то плавные, то мягкие, то жгучие движения, в которых раскрывается целая история. И каждый в этом, я подозреваю, видит что-то своё.
Завораживает, не отпускает, но…
Я всё же замечаю блеск льдистых глаз за окном.
Взгляд пронзает меня стрелой.
Даже не думая извиниться или найти сносную причину, я поднимаюсь и, оставив позади растерянную ведьму и тролля, выбегаю на улицу.
— Аркай… — срывается с губ.
Но дракон, будто вырезанный из льда, улетает.
Я остаюсь посреди снегов у дома с неистово колотящимся сердцем.
И тут рыжезадый Крыс прыгает на меня, карабкается по шубке и взбирается на плечо, чтобы крикнуть в ухо:
— Чего не спишь?
— Это был дракон, да? — вываливается из домика Гуня.
— Что вы все повскакивали, курицы? — показывает баран свои рога.
Глава 34. Ночь снов — день испытаний
Я усмехаюсь. С ними даже будто бы и не одиноко. Стылое чувство истаивает.
— Идёмте назад, тут не на что смотреть.
— Улетел?
— Обещал вернуться?
— Что? — выгибаю я бровь. — Нет! Мы вообще не говорили…
И… дойдя до шкур, недолго думая устраиваюсь в самом удобном месте у огня.
Ох уж же эта сумасшедшая ночная жизнь! Кофе на ночь! Целая турка на две ведьмы! Дикие магические танцы у магического костра!
Но вольности вольностями, а высыпаться тоже нужно.
Я собираюсь прекрасно себя чувствовать к завтрашнему дню и всё преодолеть.
— Какая соня, посмотрите на неё! — усмехается Гуня.
Тролль оказывается прытким (большим) малым, и ложится рядом, позволив себе приобнять меня. Так теплее и уютнее, хотя и не уверена, что греет тролль, а не пламя. Ведьма устраивается напротив, шёпотом произносит какой-то заговор и улыбается мне:
—
— О, поставь и мне.
— Ладно!
Баран пыхтит в волосы, Крыс моет бочок у моего лица. Он вообще странное создание. Тело какое-то несуразное — массивный зад, маленькая головка на горе жирка, покрытого рыжей шерстью, тоненькие лапки с пальцами, что так похожи на человеческие, острые аккуратные коготки.
Закончив с бочком, он начинает вылизывать хвост, но, заметив, что я наблюдаю за ним, морщится и чихает.
— Что смотришь, Изольда?
— Просто ты очень интересный, — произношу я шёпотом. — А что, нельзя?
— Нет, — рявкает он. — Лучше скажи, что у тебя с драконом такое…
— Любовь, наверное, — отвечаю я… скорее, чтобы посмотреть на реакцию, чем что-то ещё и…
Результат оправдывает ожидания.
Ведь Гуня, ещё не заснувшая, едва ли не подскакивает, Крыс прокусывает себе хвост, а тролль… тяжело вздыхает.
— Мне, — говорю на этот раз серьёзнее, — хотелось бы в это верить.
Прячу лицо в локте, подтягиваю к себе медвежью шкуру и сладко засыпаю, думая о Ледяном драконе и его взгляде.
Не смотря на магию Гуни, он смотрел лишь на меня одну.
Снится большая багровая кровать, золотистые волосы, раскиданные по подушке, рука на моём животе.
Раннее утро. Из приоткрытого окна доносятся звуки оживающего городка. Запах кофе и свежего, горячего хлеба. Мы живём над булочной, и это чудесно. Мой любимый спит рядом, от него веет теплом.
Но за всем этим скрывается что-то страшное.
— Дни проходят так быстро, — шепчет он, и сердце на родной голос отзывается болью.
— Да, — отвечаю так, будто знаю, о чём речь, хотя это не так…
Я не наблюдаю со стороны, но и управлять телом не могу.
Не могу ничего сказать, ничего спросить.
Милый, знаю, что ты мой милый, но что происходит?
— Мы должны наслаждаться этими мгновениями, — шепчу я, поцеловав мужчину в висок, — как и всегда.
Почему-то не удаётся заглянуть ему в лицо, всё вокруг такое расплывчатое…
— Триста восемьдесят семь раз, подумать только! — усмехается он. — Мы почти справились. Я так люблю тебя.
И мы целуемся жарко, долго, приятно до одури. И почему-то больно. У меня закрыты глаза, нет ничего, кроме близости, умопомрачительных ощущений, горячности чужого тела…
— Ты сможешь последний? — шепчет он мне на ухо. — Триста восемьдесят восьмой раз?
Я киваю, но по щеке отчего-то катится слеза.
Мой милый не замечает, он зовёт меня по имени, увлекая в изучение шёлковых простыней, но все слова расплываются, я не узнаю ни его, ни себя…
И на этом просыпаюсь под чьё-то кукареканье прямо в голове!