Отбор. Выжить, чтобы победить
Шрифт:
И нас всех погрузили в огромный лифт и Луша нажала на кнопку одного из нижних этажей. Едем в медблок?
— Это больница. Здесь живут больные дети, — начала она, когда мы вышли из лифта и попали в длинный свело-зеленый коридор, ярко освещенный светильниками в потолке. К слову, здесь было много комнатных растений в кадках. Тут пахло лекарствами, но лишь в первые мгновения.
Некоторые девушки скривились.
— А мы не заразимся? — спросила подруга Жанны.
— Может и заразитесь, — спокойно сказала ведущая. — Но это испытание тоже важно. Порою вам придется бывать в таких местах, поэтому
— Погодите, а разве нам не сделают вакцинацию от этих болезней?
— Это вы общайтесь с медперсоналом, — ответила ведущая.
— А как мы узнаем, прошли ли мы испытание? — спросила блондинка.
— Узнаете. Пока вас не отпустят, покидать пост не имеете права. Все ясно?
Девочки загудели.
— А вот и старшая медсестра, — и уже ей: — Они — ваши.
— Вот и отлично! — разулыбалась женщина во всем белом, раза в два старше нас. — У нас сейчас персонала не хватает.
И Луша покинула нас.
Нас провели в раздевалку, где велели снять платья и надеть форму, а сверху уже белые халаты.
Светить своими пятнами на коже не хотелось. Что же делать?
Я не торопилась заходить в раздевалку. И женщина уже вышла из нее. Прекрасно! Подошла к ней и шепнула:
— А можно мне отдельно ото всех переодеться?
Она кивнула и открыла дверь в соседнее помещение. Это была смотровая палата, пустая.
— Переодевайтесь.
Я поблагодарила, вошла, дождалась, когда женщина закроет дверь с той стороны и сняла платье.
А когда оделась, увидела страшную медсестру с выпученными глазами. Неужели она видела мои пятна?
— Прошу не распространяйтесь об этом.
— Вы ведь та знаменитая больная дока, не так ли?.. Я слышала, что около четырех месяцев назад к нам привезли девушку, которую док собирал по кусочкам.
Я кивнула.
— У меня вчера еще и перелом новый был, причем от дружеского толчка, сказали, что кости сейчас хрупкие… — пробормотала я, краснея. Жаловаться не хотелось, но как-то само собой слетели эти слова.
— Пойдемте, думаю, я знаю, куда вас следует назначить, чтобы точно без травм.
Меня провели в самый конец отделения, в отдельную палату с кювезами.
Отворили дверь, и меня оглушил жалобный плач из разных концов палаты. Там оказалось крошечных детей порядка двух десятков, не меньше! Ого!
— Дианка, тебе подмога! Научи девушку всему…
Почему они здесь? Неужели все больны? У некоторых были неестественно выгнуты конечности, другие — дышали через маску, третьи вообще без ручек. А были и сросшиеся дети.
Какое-то время я взирала, переводя взгляд и не в силах пошевелиться и осознать.
А по щекам текли слезы.
Не сразу дошло, что девушка что-то говорит. Плач заглушал все звуки, но я и его слышала будто через толщу воды.
Меня тряхнули раз, другой, а потом обдал лицо холод, приводя в себя.
По лицу стекала вода, капая на одежду.
— Очнулась? Хорошо. Вытрись! —
— А? — пробормотала я. Вернулись звуки плача, заставляя переживать.
— Да, здесь больница для больных детей, от которых отказались родители, — неужели Диана смогла перекричать всех? Но все вдруг смолкли, будто слушая ее речь.
— А разве можно отказаться от ребенка? — спросила, оглядываясь. В просторной комнате было четыре ряда кувезов по пять в каждом. Между рядов пеленальные столики с комодами под ними. Еще имелся письменный стол со стулом, кушетка и стеклянный шкаф с лекарствами.
— А, ты же не местная… В последнее время в Высшем мире из-за близкородственных союзов рождаются вот такие дети. Они сразу же отбраковываются. Их через год после рождения стерилизуют, чтобы не продолжали плодить уродов. Но многие родители отказываются от таких детей, так как их слишком хлопотно содержать, людей специальных нанимать для ухода. А здесь у нас все условия. Конечно, родители платят за содержание детей, у нас это выходит дешевле. Но надолго здесь персонал не задерживается. Не все справляются.
— Я — Маша, — решила представиться, все же совладав с чувствами.
— Госпожа Маша?
— Нет, просто Маша. А ты, как я поняла, Диана.
— Ну да.
— Хорошо. Что, говоришь, мне надо делать?
— Подгузники всем поменять. Вот смотри, этим деткам обязательно головку придерживай, они слабенькие, — речь шла о двух рядах кувезов около окна. — А вот эти двое уже сами держат. Как переоденешь, каждому надо массаж сделать. Кроме вот этих, — она показала на тех, что дышали через маску. — Их вообще не трогай! Я — сама! С ними со всеми еще общаться надо. Лучше, конечно, болтать что-то спокойное, обращенное к ним, но если не можешь, то просто что-то рассказывай, главное — спокойным тоном. Детки и так тревожные…
И вот я взяла на ручки ту крошечку, у которой ручки-ножки вывернуты, будто зад с передом спутаны. Малышка даже растерялась, перестала плакать. И так внимательно на меня смотрит, будто знакомится.
— Говори с ней! — сказала Диана.
— Привет, лапочка! Как тебя зовут? — я прижала ее к своей груди. Малышка открыла рот, будто силясь что-то сказать.
— Лина! — ответила вместо нее Диана.
— Меня Маша, а тебя, говорят, Лина! Красивое имя! Может быть, даже сокращение от Василины… Мы сейчас тебе подгузничек сменим, чтобы твоя… — я растерялась, не зная, как назвать пятую точку, — чтобы ты сухонькая была. А давай немножко поголопопим, а? Я тебе пока массаж сделаю… Еще бы знать, как… — пробормотала я, улыбаясь. А крошка улыбнулась мне в ответ. Какая она лапочка!
Я положила девочку на пеленальный столик со стопкой подгузников, хотя не хотелось вообще из рук ее выпускать, а Лина готова была расплакаться, скорчила рожицу, открыла ротик.
Диана прошептала:
— Следи за мной и повторяй. Движения от конечностей к сердцу. Не бойся сделать больно, просто косточки хрупкие, не сжимай их, подстраиваясь под обхват.
Расставаться с малышкой не хотелось. Но Диана сделала замечание, чтобы я была порасторопнее.
— Нам некогда столько времени на каждого тратить. Еще всех потом кормить…