«Отчаянный», отчаливай!

Добронравов Николай Николаевич

— А анализа не будет, — сказал я. — Расскажите!

— Расскажите! — поддержали меня ребята.

Профессор

Дом пионеров находился недалеко от нашей школы в старинном особняке, принадлежавшем до революции не то графам Воронцовым, не то князьям Голицыным.

Когда я был совсем мальчишкой, я ужасно завидовал ребятам постарше, направлявшимся каждый день к ярко освещенному

подъезду. Они шли с портфелями, из которых выглядывали огромные остроугольные линейки, шли с сеточками, в которых лежали тапочки и физкультурные костюмы, а кое-кто нес в руках настоящие летающие модели самолетов и планеров.

Я провожал их завистливыми глазами и отправлялся к себе во двор погонять в футбол.

Но когда я, наконец, перешел в 5-й класс, то явился в Дом пионеров и записался сразу в два кружка — в театральный и шахматный. Года через полтора я уже был старостой обоих кружков. В Доме пионеров все у меня уже были «свои ребята», а сам директор Сергей Капитонович, совершенно седой старичок, при встрече со мной поднимал руку и говорил: «Привет активу!»

Однажды на каком-то совещании ко мне подошел Кирилл Бобков — староста юннатского кружка.

— А мы вчера профессора вышибли, — гордо сказал он.

— Какого профессора? Того, с бородкой? — Я вспомнил, как в юннатском кружке несколько дней назад читал лекцию профессор из Тимирязевской академии.

Кирилл расхохотался.

— Да нет! Нашего Профессора… Витьку Егорова. Ты его не знаешь? Он у нас в школе учится… Представляешь, записался он к нам в кружок и говорит: «Есть у меня одна идея!» В общем потребовал выдать ему пятьдесят кустиков помидорной рассады. Ну, дали ему… А вчера выясняется, что все пятьдесят кустов погибли. Оказывается, он у себя дома, на балконе, вздумал помидоры скрещивать… с кактусом, представляешь? А у нас теперь рассады для опытной делянки не хватает.

…На следующий день, как раз в тот момент, когда Лева Коган делал мне шах своим конем, открылась дверь, и на пороге я увидел белобрысого мальчугана, курносого, с совершенно белыми бровями и большими оттопыренными красными ушами, которые почему-то напомнили мне задние фары у легкового автомобиля.

— Я хочу к вам в кружок записаться, можно? — весело спросил вошедший.

— А, Профессор! Валяй заходи! — раздалось с заднего столика.

Я встал и, как и подобает старосте, спросил:

— А чем ты, собственно, хочешь заниматься — шахматами или шашками?

— Пожалуй, шашками, — ответил Профессор и, нагнувшись к моему уху, прошептал:

— За каким столиком я бы мог потренироваться?

Я указал ему на один из столиков с нарисованной на нем шахматной доской, а сам стал обдумывать, как бы моему королю все-таки спастись от ехидного Левкиного коня.

…Мы почти не замечали присутствия Профессора в нашем кружке. Я даже удивлялся — за что его так прозвали? Ничего профессорского не было в его облике. Ни ученого вида, ни толстого, разбухшего от бумаг портфеля, ни очков. На занятия наш Профессор приходил незаметно, бочком пробирался к своему столику и начинал решать шашечные этюды. Он никогда не теребил никого из нас вопросами, не хватал за рукав, предлагая сыграть «еще партию». Часто он вообще сидел молча, уставившись в одну точку на шахматной доске.

Могло даже показаться, что он спит. Но губы его изредка шевелились, словно он повторяет какие-то формулы, нос морщился, а иногда в такие минуты он почему-то даже потел. Тогда он доставал из кармана огромный красный платок и вытирал им лоб. У нас у всех были обыкновенные белые платки, а у него красный…

Перед соревнованиями Профессор вдруг обратился ко мне со странной просьбой:

— Можно, я свой столик до завтра домой возьму? — Он помолчал и добавил: — Понимаешь, нельзя успокаиваться на достигнутом, — и как-то беспомощно развел руками.

— А в чем дело? Зачем тебе столик? — спросил я.

— Да понимаешь… Есть у меня одна идея…

Я насторожился. Я уже слышал, чем обычно кончаются его «идеи». Но Профессор так жалобно посмотрел на меня, сморщил нос, и веселые складки, как солнечные зайчики, побежали у него по лбу и по носу.

— Ладно, бери! — сказал я. — Только чтоб завтра все было в порядке.

— Все, все будет в порядке! — с готовностью пообещал Профессор и пожал мне руку своей потной от восторга ладошкой.

Назавтра все действительно оказалось в порядке. Сияющий Профессор сидел за своим столиком против какого-то испуганного пятиклассника. Включили часы, соревнования начались…

Вдруг в самом начале партии у Профессора под столом что-то затрещало. Пятиклассник решил, что это психическая атака, и задрожал от страха. Побледнев, он хотел было передвинуть свою шашку, но она не поддавалась.

Игра на других столиках приостановилась.

Профессор (я увидел, как кончик носа у него вспотел) достал из кармана свой красный носовой платок, потом полез под стол, что-то щелкнуло, и вдруг все шашки, как сумасшедшие, стали прыгать над доской, сталкиваясь в воздухе и сбивая друг друга.

Шашки казались маленькими разъяренными быками, беснующимися перед алым плащом испанского тореро, когда Профессор пытался поймать их и накрыть своим носовым платком.

Все бросились посмотреть на это представление. Виктор беспомощно разводил руками и говорил:

— Что-то в схеме… понимаете. Она должна была сработать. Двадцать один вариант победы… Высчитано по этюднику… Сфера магнитного поля подвела…

Когда, наконец, Витьке удалось что-то отключить и на пол посыпались из-под «профессорского» стола какие-то жалкие пружинки, а прыгающие шашки успокоились и в беспорядке лежали на доске, послышались голоса:

— Он сорвал нам соревнования…

— Я забыл записать свой ударный ход…

— Моя ладья стояла на белом поле, а теперь…

— Он разрушил все мои комбинации…

…Короче говоря, за срыв соревнований и порчу инвентаря мы выгнали Профессора из кружка.

Выгнали, а вскоре я узнал, что Витька появился в зоологическом кружке и там им не нарадуются. Оказывается, Профессор изобрел автоматическую кормушку для кроликов, и теперь животные получают пищу строго по расписанию и точно по норме. А самого Профессора я часто видел с огромным белым кроликом на руках. «Это мой Косинус», — говорил Профессор и ласково гладил кролика за ушами.