Отчет Брэдбери
Шрифт:
— Тебе слышно?
— Слышно. Ты храпел. Потом раздался такой жуткий звук, словно ты задыхаешься, и все стихло. Словно ты перестал дышать. Я волновалась.
— Извини, — сказал я. — Я не знал, что храплю.
— Мой муж был великий храпун, — сообщила она. — Все точно так же. Внезапно он всхрапывал и переставал дышать. Он лежал в сомнологической клинике. Ему дали аппарат, чтобы он пользовался им ночью. Маска, которая закрывает нос. Это помогло ему спать, и мне тоже. В свое время я покажу тебе этот аппарат.
— В свое время?
— Да, — сказала она. — Давай подождем. Ты обедал? Конечно, нет.
— Я подумал, — сказал я, — что ты отправилась в церковь.
— Нет, — ответила она. — Не сегодня.
Анна приготовила восхитительный салат из курицы с яблоками, сельдереем, грецкими орехами и виноградом. Пожалуй, за сорок пять лет это было первое сложное блюдо, приготовленное на этой кухне, и Анне потребовалось всего лишь четверть часа (когда она успела приготовить цыпленка?), чтобы соединить ингредиенты. Мы молча поели за кухонным столом. В доме было жарко. После обеда, по ее требованию, я принял душ и оделся. Она вымыла посуду и, оберегая меня, закрыла окна. Я включил кондиционер. В третьем часу дня наше собрание вновь было открыто. Она ждала в гостиной, сидя на краю дивана, наклонившись вперед и упираясь локтями в колени. Я сел в кресло напротив. Мы заняли свои позиции, но прежде, чем она заговорила, я задал вопрос, который хотел задать со вчерашнего вечера:
— Ты с ним говорила?
— Да, — ответила она. — При каждом удобном случае. Всякий раз, когда он был в сознании и в относительно здравом уме. Я говорила всякие глупости.
Она улыбнулась.
— Какие?
— Я даже пела ему, — призналась она. — Хотя не умею петь.
— А он что говорил? — спросил я. — Что он тебе рассказывал?
— Он не разговаривал.
— Совсем?
— Да.
— Почему?
— Непонятно, — пожала она плечами, — но он не может говорить.
— Но почему?
Мы только начали разговор, а я уже вел себя как капризное дитя.
— Я не знаю. Возможно, он физически не способен говорить. Или у них нет своего языка. Надо будет проверить.
— Когда?
Она взглянула на меня, словно подсказывала: «Если хочешь спрашивать, задавай правильные вопросы».
— Чего ты хочешь от меня? — спросил я.
— Я от тебя ничего не хочу. Если бы это зависело от меня, меня бы здесь не было, и ты бы ни во что не ввязался.
— Да. Да. Ты говорила.
— Важно, чтобы ты понял это. Важно, что я это говорю. Вот что я имею в виду.
— Но ты приехала сюда, — сказал я. — Мы разговариваем. Ты приложила столько усилий, проделала такой путь.
— Ты и представить себе не можешь, сколько, — усмехнулась она.
— Хорошо. Итак?
— Итак, больше никаких вопросов. Вот что они… — Я не успел ее прервать. — Вот чего моя организация хочет от тебя. Они хотят, чтобы ты встретился со своим клоном. Лицом к лицу. Хотят, чтобы ты провел с ним время. Они хотят, чтобы ты написал о своих ощущениях, о том, что это значит. Для тебя. Встретиться со своим клоном.
— Зачем? Что они думают? Что меня это потрясет?
— Именно так. Честно говоря, никто не может знать, какие это вызовет ощущения. Могу лишь предположить, что это будет нелегко и вряд ли приятно.
— Почему они хотят, чтобы я об этом написал?
— Понимаешь,
— Я об этом не думал. Как тебе известно.
— Так подумай об этом сейчас. Конечно, они умирают. Они должны умирать постоянно. Как мы. Тысячи и тысячи ежедневно. Даже больше. Я не знаю, сколько именно. Никто не вступал в контакт с ними. Никто никогда не слышал о том, что его клон умер. Как ты думаешь, почему? Как ты считаешь, что происходит?
— Я не знаю, Анна. Честно, не знаю.
— Ты и не должен. Но если система продолжает действовать, значит, когда оригинал нуждается в какой-нибудь части тела после смерти своего клона, ему дают совместимую часть из некоего постоянно пополняемого склада запчастей. И оригинал верит, что эта часть — от его собственного клона. Я тебе говорила, что ключ к выживанию этого бизнеса в том, что оригинал никогда не должен встречаться с копией. Помнишь?
— Господи, помню.
— Хорошо, — сказала она. — Почти так же важно то, чтобы оригиналу никогда не приходилось думать о своем клоне. По крайней мере, до тех пор, пока клон ему не понадобится, а в таком случае вопросов не задают, просто радуются тому, что он есть, что у него можно взять органы.
— А как подействует мой отчет, как вы его называете? Заставит нас думать о наших клонах? Так?
— Это ключевая идея, — сказала она.
Я засмеялся. Я не смеялся много лет, не смеялся так искренне, от души. Мысль о том, чтобы я написал отчет, любой отчет, показалась мне очень забавной и нелепой. Но дело было не только в этом. Сама ситуация и мое участие в ней показались мне в тот момент нелепыми. Я так хохотал, что чуть не лопнул. Я задыхался от смеха. Слово «ключевая». «Это ключевая идея», — сказала Анна. Я находил это чрезвычайно забавным. Мышцы живота свело, болели ребра. Я попросил Анну помочь мне.
— Помоги мне.
Это было все, что я смог выговорить. Казалось, мое сердце сейчас остановится. Казалось, я умру, если не перестану смеяться. И правильно, подумал я, стоит умереть вот так, смеясь. Я загостился на этом свете. Моя жизнь смехотворна.
— Почему ты смеешься? — осведомилась Анна.
Я подумал, что она не могла сказать ничего более забавного. Несмотря на то, что я только что написал, оценивая события задним числом, я не понял, что меня рассмешило.
— Скажи мне, — настаивала она, — я тоже хочу посмеяться.
Я не мог говорить.
— Тогда прекрати, — велела она. — Пожалуйста. Не надо.
Я остановился.
— Это низко, — сказала она. — Ты огорчаешь меня, Рэй. Снова.
— Извини, — ответил я. — Снова.
— Ты можешь взять себя в руки?
— Я в порядке, — заверил я. — Не знаю, почему я так расхохотался.
— Мне нужно, чтобы ты был способен мыслить здраво, — сказала она.
— Сейчас. Дай мне секунду.