Отчет Брэдбери

Полански Стивен

— Мы можем говорить в темноте, — предложил я.

— Я не буду говорить в темноте, — сказал он. Похоже, он больше не хотел быть любезным или милым, другими словами, он стал придерживаться прежней линии поведения. — Я не хочу спать. Я не хочу спать в этой кровати.

— Почему?

— Потому что ты храпишь, — сказал он.

— Где ты будешь спать?

— Я буду спать на диване.

На нем была зеленая футболка, а вместо шорт, которые он обычно носил в квартире, темно-зеленые плавки. (Он

так и не раздевался передо мной.) Анна купила ему плавки, рассчитывая найти место, где он сможет купаться. Мы предполагали, что Алан никогда не плавал и не умел плавать. Проблемой была его татуировка. Анна надеялась найти, как она говорила, источник, куда она могла бы возить его после наступления темноты, чтобы он мог поплескаться, понежиться в воде, немного остыть. Алан не проявлял никакого интереса к купанию, но ему нравилось носить плавки. Они были свободными, мешковатыми, и под них не требовалось надевать нижнее белье.

Алан был в темных очках и бейсболке «Джетс». Он явно не интересовался модой и не разбирался в ней. Впрочем, то же самое можно было сказать и обо мне. Он сел на кровать Анны, свесив ноги на пол. Наклонился вперед, чтобы сократить расстояние между нами. Я повернулся на бок, к нему лицом.

— Рэй, ты когда-нибудь занимался любовью с женщиной?

Он вынул что-то из кармашка плавок, но я не мог рассмотреть, что это.

— Да, — ответил я. — Что у тебя там?

Вместо ответа он протянул маленькую пластиковую фигурку, которую я не сразу узнал.

— Что это? — спросил я.

Он не ответил, но продолжал держать ее так, чтобы я мог рассмотреть.

Я увидел, что это кукла, которую Алан так захотел купить, когда они с Анной отправились на шопинг. Он снял с куклы костюм пони, пегую одежку с капюшоном. Он показал мне куклу такой, какой она осталась — абсолютно голой. Об анатомически правильном воспроизведении фигуры не могло быть и речи. Кукла была дешевой пластиковой дрянью: лысая голова (вместо волос у нее был капюшон), руки, ноги, непропорциональное туловище, все вместе не более пяти дюймов высотой. Я знал, конечно, кукол в костюме овечек Долли: такие же пластиковые фигурки, одетые в костюм с капюшоном, имитирующий овечью шерсть. Каждый год, когда наступал день Долли, повсюду продавались миллионы таких вещиц.

— О, точно, — сказал я. — Кукла.

— Похожа на женщину? — спросил он.

— Да.

Пока мы разговаривали, Алан расчленял куклу, отделял от нее руки, ноги и голову (все было прикреплено к туловищу шаровыми шарнирами), потом снова присоединял их на место. Он выполнял эти действия без перерыва, ловко, не глядя на куклу — действовал явно рефлекторно и механически.

— Ты занимался любовью с Анной? — спросил он.

— Я имел в виду мою жену.

— Ее звали Сара, —

сказал он.

— Да.

— Вы занимались любовью?

— Да.

— Сколько раз вы занимались любовью?

— Не знаю, — ответил я. — Мы были женаты. Много раз.

— Сколько времени вы были женаты?

— Семь лет.

— Вы занимались любовью много раз?

— Да.

— Сколько раз? — спросил он. — Сто сорок четыре раза?

Я рассмеялся, не сумев сдержаться.

— Откуда ты взял эту цифру?

— Это двенадцать дюжин, — сказал он. — Сто сорок четыре.

— Я знаю, — кивнул я.

— Сколько раз? Сто сорок четыре?

— Я не знаю, Алан.

— Ты занимался любовью с Анной?

Он не отрывался от куклы, разбирая и тут же собирая ее обратно.

— Нет, — сказал я.

— Я имею в виду раньше.

— Раньше, чем я женился? — переспросил я. — Нет. Никогда.

— Ты будешь заниматься с ней любовью?

— Я не буду заниматься любовью ни с кем.

— Рэй, я буду когда-нибудь заниматься любовью с девушкой?

— Возможно, будешь.

— Возможно, буду, — повторил он. — Это хорошо?

— Заниматься любовью?

— Да.

— Иногда, — сказал я.

— Иногда.

— Да.

— Иногда это хорошо, — повторил он.

— Да.

— А иногда плохо?

— Да, — подтвердил я. — Думаю, иногда это плохо. Я имею в виду, бывает по-разному.

— Бывает по-разному.

— Это зависит от многих вещей. Как ты себя чувствуешь. Как она себя чувствует. Какое время дня. Какая погода.

— Это зависит от погоды?

— В некоторой степени, — сказал я. — Да. Зависит. Зависит от многих вещей.

— Это больно?

— Кому?

— Девушке.

— Может быть и больно, — кивнул я.

— Отчего это может быть?

— Если ты слишком грубый, — сказал я.

— Я не буду слишком грубым, — пообещал он.

— Я уверен, что не будешь.

— Я не сделаю ей больно.

— Послушай, Алан, — сказал я, решив, хотя и слишком поздно, сворачивать разговор, который мог еще больше расстроить и опечалить его. — Это не то, о чем надо так сильно беспокоиться.

— Я беспокоюсь.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Ты об этом не беспокоишься, Рэй, потому что ты старый.

— Наверное, ты прав.

— Наверное, я прав, — повторил он. — Когда тебе было столько лет, сколько мне, тебя это беспокоило?

— Не очень, — ответил я.

— Ты любил Сару?

— Очень.

— Ты любишь меня?

— Я тебя люблю, — ответил я, не задумываясь.

— А я тебя люблю?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю, — сказал он. — Я люблю Анну?

— Она тебя любит. Это я знаю.

— Я это тоже знаю, — кивнул он.