Отцы-основатели. Весь Саймак - 7.Игра в цивилизацию
Шрифт:
Однако он нашел кое-что другое — нечто вроде огромной птичьей клетки, сплетенной из металлических прутьев, которая запуталась в густом кусте орешника. Он попытался вытащить ее, но она так прочно застряла в ветвях, что не сдвинулась с места.
Он огляделся вокруг, чтобы понять, откуда она попала сюда.
Ему удалось увидеть наверху сломанные ветви деревьев, через которые она пробила себе дорогу, а за ними в вышине холодно сияли звезды, казавшиеся очень далекими.
Мозе ни на минуту не усомнился в том, что существо, лежавшее сейчас на его постели
Он пошел назад к дому, и едва он успел задуть фонарь и повесить его на место, как послышался шум подъезжающей машины.
Когда доктор подошел к двери, он несколько рассердился, увидев стоявшего на пороге Старого Мозе.
— Вы что-то не похожи на больного,— сварливо произнес он.— Пожалуй, не так уж вы больны, чтобы нужно было тащить меня сюда посреди ночи.
— А я и не болен,— сказал Мозе.
— Тогда зачем вы мне звонили? — рассердившись еще больше, спросил доктор.
— У меня в доме кое-кто заболел,— ответил Мозе,— Надеюсь, вы сумеете помочь ему. Я бы сам попробовал, да не знаю как.
Доктор вошел, и Мозе закрыл за ним дверь.
— У вас тут что-нибудь протухло? — спросил доктор.
— Нет, это он так воняет. Сперва было совсем худо, но теперь я уже немного привык.
Доктор заметил на кровати существо и направился к нему. Старый Мозе услышал, как доктор словно бы захлебнулся, и увидел, что он, напряженно вытянувшись, замер на месте. Потом доктор нагнулся и стал внимательно разглядывать лежавшее перед ним существо.
Когда он выпрямился и повернулся к Мозе, только безграничное изумление помешало ему в тот момент окончательно выйти из себя.
— Мозе,— взвизгнул он,— что это такое?
— Сам не знаю,— сказал Мозе,— Я нашел его в лесу, ему было плохо, оно стонало, и я не смог его там оставить.
— Вы считаете, что оно болеет?
— Я знаю это,— сказал Мозе,— Ему немедля нужно помочь. Боюсь, что оно умирает.
Доктор снова повернулся к кровати, откинул одеяло и пошел за лампой, чтобы получше рассмотреть его. Он оглядел существо со всех сторон, боязливо потыкал его пальцем и издал языком тот таинственный щелкающий звук, который умеют делать одни лишь доктора.
Потом он снова прикрыл существо одеялом и отнес на стол лампу.
— Мозе,— произнес он,— я ничего не могу для него сделать.
— Но ведь вы же доктор!
— Я лечу людей, Мозе. Мне не известно, что это за существо, но это не человек. Я даже приблизительно не могу определить, что с ним, если вообще у него что-нибудь не в порядке. А если бы мне все-таки удалось поставить диагноз, я не знал бы, как его лечить, не причиняя вреда. Я даже не уверен, что это животное. Многое в нем говорит за то, что это растение.
Потом доктор спросил Мозе, где он нашел существо, и Мозе рассказал, как все это произошло. Но он ни словом не обмолвился про
— Вот что я вам скажу,— произнес доктор.— Это ваше существо не известно ни одной из земных наук. Сомневаюсь, видели ли когда-нибудь на Земле что-либо подобное. Лично я не знаю, что оно из себя представляет, и не собираюсь ломать над этим голову. На вашем месте я связался бы с Мэдисонским университетом. Может, там кто-нибудь и сообразит, что это такое. В любом случае им будет интересно ознакомиться с ним. Они непременно захотят его исследовать.
Мозе подошел к буфету, достал коробку из-под сигар, почти доверху наполненную серебряными долларами, и расплатился с доктором. Добродушно подшучивая над его чудачеством, доктор опустил монеты в карман.
Но Мозе с редким упрямством держался за свои серебряные доллары.
— В бумажных деньгах есть что-то незаконное,— заявлял он,— Мне нравится трогать серебро и слушать, как оно позвякивает. В нем чувствуется сила.
Вопреки опасениям Мозе, судя по всему, доктор уехал не в таком уж плохом настроении. После его ухода Мозе пододвинул к кровати стул и сел.
До чего же несправедливо, подумал он, что нет никого, кто мог бы помочь такому больному существу,— никого, кто знал бы хоть какое-нибудь средство.
Он сидел и слушал, как в тишине кухни громко тикают часы и потрескивают в плите дрова.
Он смотрел на лежавшее в постели существо, и в нем внезапно вспыхнула почти безумная надежда на то, что оно выздоровеет и будет жить с ним. Теперь, когда его клетка так покорежена, ему волей-неволей придется остаться. И Мозе надеялся, что так оно и будет, ведь уже теперь в доме не чувствовалось прежнего одиночества.
Сидя на стуле между плитой и кроватью, Мозе вдруг понял, как здесь раньше было одиноко. Пока не умер Тоусер, было еще не так плохо. Он попробовал заставить себя взять другую собаку, но не смог. Потому что не было на свете собаки, которая могла бы заменить Тоусера, и даже сама попытка найти другого пса казалась ему предательством. Он, конечно, мог бы взять кошку, но тогда он стал бы слишком часто вспоминать Молли; она очень любила этих животных, и до самой ее смерти в доме всегда путались под ногами две-три кошки.
А теперь он остался один. Один на один со своей фермой, своим упрямством и серебряными долларами. Доктор, как и все остальные, считал, что, кроме как в стоявшей в буфете коробке из-под сигар, у Мозе больше серебра не было. Ни одна живая душа не знала о существовании старого железного котелка, доверху набитого монетами, который он спрятал под досками пола в гостиной. При мысли о том, как он их всех провел, Мозе хихикнул. Он много бы отдал, чтобы посмотреть на лица соседей, если бы им удалось пронюхать об этом. Сам-то он им никогда не скажет. Если уж им суждено узнать, как-нибудь обойдутся без него.