Отцы-основатели.Весь Саймак - 9.Грот танцующих оленей
Шрифт:
— Да не принес он его! Кролик прибыл сам!
— А Никерсон?
— Там был только кролик, — затряс головой Аккерман.
Спенсер, приподнявшийся в кресле, уселся обратно с куда большей силой, чем намеревался.
— Сэр, к банту привязан конверт.
— Я вижу, — безразлично отозвался Спенсер, ощутив, как по жилам разливается холод.
Кролик бродил по столу, пока не оказался перед Спенсером. Пошевелив ушами, он сморщил свой розовый нос, осторожно склонил голову набок и решительно задрал заднюю ногу, чтобы вычесать блоху.
Развернувшись
Но на сей раз он хоть вернул носитель, доставленный обратно кроликом. Как только механизм взведен, любое живое существо может привести его в действие и одним лишь своим присутствием вернуть обратно. Человек для этого отнюдь не обязателен.
Но Никерсон?! Никерсон был одним из лучших. Если уж нельзя надеяться на Никерсона, то нельзя надеяться ни на кого.
Спенсер обернулся к столу и протянул руку к кролику. Тот и не пытался удрать. Вытащив сложенный лист бумаги, Спенсер сломал скрепляющий его сургуч. Бумага оказалась такой толстой и плотной, что хрустела, пока Спенсер ее разглаживал.
Корявые буквы были написаны угольно-черными чернилами. Это явно не авторучка, а не что иное, как гусиное перо.
Адресованное ему письмо гласило:
«Дорогой Хэл!
У меня нет логичного оправдания и потому не стану вдаваться в объяснения. Я ощутил свою весну и не могу вынудить себя покинуть ее. Ты получил свой носитель, и это куда лучше, чем поступали с тобой остальные. Кролик возражать не станет. Кроликам неведомо время. Будь добр к нему, ибо это не грубый дикий заяц из чащи, а любящий ручной зверек.
Ник».
«Просто в голове не укладывается!» Спенсер уставился на записку: черные каракули больше напоминали каббалистическую вязь, чем послание.
Итак, он ощутил весну. Что он хочет этим сказать? Весну сердца? Весну духа? Может, и так, ведь Никерсон отправился в Италию раннего Возрождения. Весна духа и ощущение величия грядущих свершений. Быть может, дело не только в этом. Не исключено, что причиной всему чувство некой духовной безопасности в более миниатюрном мире — мире, не балующемся со временем, не устремляющемся к звездам.
Негромко запищал зуммер. Спенсер толкнул рычажок интеркома.
— Да, мисс Крейн?
— Звонит мистер Гарсайд.
Кролик покусывал телефонный провод, и Спенсер оттолкнул его в сторону.
— Да, Крис.
— Хэл, что там у тебя с Равенхолтом? — послышался серый прилизанный голос, — Он мне полчаса нервы мотал.
— Это насчет проекта «Бог».
— Да, он говорил. Угрожал поднять хай насчет этичности проекта нашего журнала.
— Это у него не выйдет, — возразил Спенсер, — У него нет никаких оснований. Этот проект чист. Ему дали зеленый свет и юридический, и этический отделы, а комитет надзора дал свое благословение. Это просто исторический отчет. Свидетельство очевидца битвы при Геттисберге, обзор мод, бытовавших во времена королевы Виктории, — это самое
— Да-да, знаю, — устало отозвался Гарсайд, — Все это верно. Но я не хочу затевать ссоры ни с кем — а уж с Равенхолтом и подавно. У нас слишком много железа, которое давно надо ковать, пока не остыло. Мы не можем позволить себе роскошь непредвиденных осложнений, а Равенхолт в поединке не остановится ни перед какими низостями.
— Слушай, Крис, Равенхолта я беру на себя.
— Я так и думал. Более того, это в твоих же личных интересах.
— В каком смысле? — ощетинился Спенсер.
— В общем, если честно, Хэл, твои дела обстоят не лучшим образом. У тебя были проблемы…
— Ты имеешь в виду людей, которых мы лишились.
— И машины, — подхватил Гарсайд, — Ты все время упускаешь из виду, что каждая машина стоит четверть миллиона.
— А люди? — с горечью бросил Спенсер. — Наверно, ты считаешь, что они сравнительно дешевы.
— Я не предполагал, — вкрадчиво отозвался Гарсайд, — что можно определить реальную стоимость человеческой жизни.
— Сегодня мы потеряли еще одного, — сообщил Спенсер. — Полагаю, ты будешь счастлив слышать, что он оказался лоялен сверх велений долга и послал назад кролика. Машина цела и невредима.
— Хэл, — сурово отрезал Гарсайд, — это мы можем обсудить как-нибудь в другой раз. Сейчас меня волнует только Равенхолт. Если ты пойдешь к нему, извинишься и попробуешь все уладить…
— Извиниться?! — взорвался Спенсер, — У меня есть способ получше. Он путался со стриптизершей из «Золотого часа». Как только я все выясню…
— Хэл! — вскричал Гарсайд, — Ты не имеешь права так поступать! Не имеешь права впутывать «Прошлое» в подобные дела! Да это же непристойно!
— Ты имеешь в виду, что это низко? Не ниже Равенхолта. Чего с ним чикаться?
— Это роли не играет. Молодой человек…
— Не называй меня молодым человеком! — вспылил Спенсер. — У меня забот полон рот и без твоей опеки.
— Наверно, забот чересчур много для тебя, — Голос Гарсайда стал совсем серым и прилизанным, — Наверно, надо найти на твое место другого.
— Ну так найди! — рявкнул Спенсер. — Нечего сидеть там и орать на меня до потери пульса! Иди сюда и вышвырни меня за дверь!
Грохнув трубку на рычаг, он откинулся на спинку кресла, дрожа от ярости.
Проклятый Гарсайд! К чертям собачьим «Прошлое»! Сыт по горло!
И все-таки это дерьмовый финал для пятнадцатилетней работы. Вонючая ситуация. Быть может, надо было держать язык за зубами, настроение в узде и быть тише воды, ниже травы.
Наверно, можно было сделать по-другому: уверить Равенхолта, что все будет улажено, и не словом не упомянуть о Серебряной Звезде. И с чего это он так доверчиво ухватился за реплику Кейбла перед уходом? Что Кейбл может об этом знать? В ближайшее время надо выяснить, есть ли в «Золотом часе» какая-нибудь Серебряная Звезда.