Отдаленные последствия. Иракская сага
Шрифт:
«Ерунда, и это объяснится со временем, — думал Плюи. — Бомбардировка случайными протонами?.. Хотя откуда там взяться протонам… чушь какая…»
— Восемьсот сорок тэв!
— Хорошо, — сказал Плюи с нетерпением. — Продолжайте, продолжайте.
— В прошлый раз мы остановили тест на этом значении…
— Не на этом! — резко ответил Плюи. — На восьмистах пятидесяти. Продолжать!
Он перевел глаза на экран и осекся.
Медленное, густое вращение. Сияющие «созвездия» двинулись по часовой стрелке, двигая за собой остальные маркеры — словно ложка ходила в кастрюле с кипящей
— Мсье Плюи, это…
— Я вижу, — ответил руководитель проекта.
На мониторах камер, установленных в комнате уборщика, появилось еле заметное сияние, плоский лиловатый овал.
— Восемьсот шестьдесят тэв, — предупредил старший техник. — Система охлаждения на пределе.
— Не останавливать!!
В операторской уже несколько минут стояла мертвая тишина, и голос Плюи прозвучал громко, визгливо. Но никто на это не обратил внимания. Гул ускорителя нарастал, он тоже поменял тембр, стал каким-то истеричным.
Маркеры вращались все быстрее. Зеленый туман цифр в правой части монитора побелел, а потом превратился в дрожащий светлый прямоугольник. При восьмисот восьмидесяти тэв каморка уборщика вдруг осветилась ярко, празднично…
И все.
Световой овал погас, на экране регистратора проступила широкая тень с дугообразной границей, поглотившая «звездочки»-маркеры. И только в правом верхнем углу цифры продолжали сходить с ума.
Плюи резко выпрямился на стуле, обвел мутными глазами зал.
— Аллилуйя, — сказал он тихо. И громко рявкнул в микрофон громкой связи: — Стоп! Останавливаемся!
Похлебка в «Ведьмином Котле» поспела и выплеснулась в окружающий мир — не только на земной шар, но далеко за его пределы. Во всей проекции «темпорального пятна», словно по железной оси глобуса, произошли физико-химические изменения: мягких грунтов, скальной основы, мантии, магмы, земного ядра и снова мантии, магмы, скальной основы и мягких грунтов, вплоть до поверхности пустынной местности в Ираке, по которой двигался усиленный взвод морской пехоты США. Вся земная структура в этой эллиптической зоне, отброшенная на семь веков при первом запуске БАК, вмиг «постарела» на 700 лет, сравнявшись со всей окружающей твердью. Но этого практически никто не заметил.
Военный спутник, провалившийся во временную щель и пугавший средневековых звездочетов ярким знаком неблагоприятных перемен, на этот раз не попал в темпоральное пятно положительного вектора, а потому вернулся в свое время только через месяц. Данный факт был документально зафиксирован аппаратурой слежения, но объяснить его никто не мог, а многочисленные версии не выдерживали проверок, поэтому все списали на «глюки» приборов, и широкая общественность о нем не узнала.
Если темпоральный луч действительно пронзил всю Вселенную, то в дальнем космосе он наделал массу изменений, но о них, естественно, не узнал ни один человек на Земле.
И только морские пехотинцы из усиленного взвода могли наверняка рассказать о вкусе ведьминой похлебки.
Он и в самом деле рушился — его, уборщика, мир. В голове все смешалось, по жилам бежала
Но боль не приходила. Откуда-то прилетел ветер, настоящий вихрь, он рвал одежду, успокаивал обожженное тело, завивал в спирали дым и стекающее по стенам котла масло. Масло под ногами перестало пузыриться, стенки котла остыли, сверху повеяло блаженной прохладой. Снаружи зашумела толпа. Раздавались громкие выкрики:
— Огонь погас! Чудо! Чудо!
— Бесовщина! Некромант потушил костер!
— Дьявол Сахад пришел ему на помощь!
— Некромант вызвал дьявола!…
В зеркале над Клодом Фара отражался перевернутый котел, и он сам — в железном ошейнике и с распяленным в немом крике ртом кружился в медленном танце.
Котел дернулся раз, другой и тоже закружился, издавая тихий колокольный звон. Словно в подтверждение бредовости происходящего, над его краем появилась фигура палача: он беззвучно кричал и размахивал руками — и тоже, тоже летел, летел и кружился, описывая широкие зигзаги вокруг гудящего котла.
«Наверное, я умер», — подумал Фара.
Он посмотрел вверх, протянул руку и дотронулся до своего отражения.
Танк шел впереди, и Смит старательно держал дистанцию — во-первых, чтобы не дышать сизым дымом газотурбинного двигателя, а во-вторых, чтобы не врезаться в скошенный бронированный зад, если Барт вдруг вздумает затормозить. А вот грузовик сзади наоборот — висел у него на хвосте, и это Шона изрядно раздражало.
Сквозь клокотание и рокот мотора вдруг прорвался новый звук, от которого Смит уже успел отвыкнуть, — это колеса заскребли по твердому каменному покрытию. Покрытием, правда, назвать это было трудно, потому что под тяжестью бронетранспортера хрупкий камень почти мгновенно крошился. Сцепление с дорогой стало заметно хуже, и Смит крепче вцепился в рычаги управления.
Да, вот так незаметно они доползли до выхода из низины и сейчас преодолевают небольшой подъем, который Смит наблюдал из глубины «блюдца». Он думал, что дорога покрыта здесь брусчаткой, но это все-таки была не брусчатка, а скорее что-то напоминающее старый выщербленный бетон, в который не доложили цемента. Если бы это был 2003 год, Смит не сомневался бы, что это бетон и есть, притом именно такой степени раздолбанности, какой он достиг при Саддаме Хусейне.
Как только подъем остался позади, налетел ветер, растрепавший кроны придорожных пальм. Ветер, судя по всему, гулял здесь уже давно, просто в низину не задувал. И пейзаж как-то изменился… Выровняв своего «коня» и пустив его легкой рысью по дороге, Смит хмуро уставился на правую обочину, за которой виднелась небольшая роща, буквально ходившая ходуном под порывами ветра. Она напоминала стайку упившихся студенток в зеленых париках, которые отплясывают под бешеное «техно», забыв обо всем на свете.