Отдана за долги
Шрифт:
И он это сам прекрасно понимает. Поэтому и трется возле Миланы. А она же глупая и многого не знает.
Должен ли я был рассказать ей о том вечере, когда она под действием наркотиков чуть не стала жертвой группового изнасилования? Наверное, должен был. Но не смог. Как объяснить ей свои тогдашние поступки? Этому нет оправдания.
От воспоминаний о том вечере мне хочется долбануться с разбегу башкой о стену.
Но чем это поможет? Ничем. Нужно искать выход из сложившейся ситуации. И я уже знаю, что предприму. Но пока
Сбросив звонок от сотрудника службы безопасности, сразу же срываюсь и бегу к машине.
Если ей плохо, то она точно поедет домой. Она не из тех, кто будет глушить свое горе в компании или в людном месте.
Я проклинаю все светофоры, все пробки и всех пешеходов на своем пути. Мне нужно как можно скорее увидеть Милану. Обнять ее. Прижать к себе. И дать ей уверенность, что все будет хорошо.
Наверное, впервые за все время я признаюсь сам себе, что не готов ее потерять. Слишком длинный путь мы проделали. Слишком много всего между нами было. И она слишком важна для меня. Дорога. Любима? Не знаю. Знаю лишь, что без нее уже не смогу. Знать, что она где-то рядом или даже с кем-то, но не моя — нет. Я не смогу.
Мне кажется я еду очень долго, но на самом деле проходит не больше получаса. Раздраженно слежу, как вахтер выводит мои данные в своем журнале.
Наконец, подбегаю к квартире Костровых. Звоню раз. Два. Никто не открывает. И что-то темное и нехорошее начинает окутывать меня. Стучу руками и ногами. Тишина. Но я знаю, что Милана дома! Вахтер подтвердил, что она пришла совсем недавно.
Возвращаюсь вниз. В бардачке в машине лежит ключ от квартиры Костровых.
Я взял его в самый первый раз, когда Милана оказалась у меня дома. Зачем? Не знаю. Думал, что смогу приходить к ней, когда захочу. Но так и не воспользовался. А потом забыл.
И вот сейчас вспомнил!
Беру ключ и бегу назад, к Костровым.
Быстро открываю долбанную дверь.
— Милана! — кричу, не успев войти и захлопнуть за собой дверь.
Эта тишина навевает нехорошие предчувствия. Это все давит.
— Милана!
Прохожу все комнаты. Ее нигде нет. Но в гостиной на диване ее сумка! Она здесь!
Я нахожу Милану в ванной. Она лежит на коврике, свернувшись калачиком и обняв голову руками.
— Милана!
Хватаю ее, но тело мягкое, безвольное. Глаза закрыты. Тормошу ее лицо. Она никак не реагирует. В отключке.
И только сейчас обращаю внимание на пузырек на полу, рядом с ней.
Сука! Нет!
Запихиваю пузырек в карман, поднимаю Милану и бегу с ней вниз, не дожидаясь лифта.
В машине кладу ее на заднее сиденье и с визгом газую в направлении ближайшей больницы.
В приемном покое меня пытаются остановить, но я сразу же забегаю в отделение.
— Помогите! — прошу первого попавшегося врача.
— Что такое? —
— Вот, — достаю из кармана пузырек, — похоже, она наглоталась. Помогите! Умоляю! Я заплачу. Сколько надо?
— Носилки, — кричит врач в комнату.
У меня забирают Милану и увозят за стеклянные двери. Меня не пускают.
— Нельзя. Вы кто ей? Муж? Родственник?
— Родственник, — отвечаю, глазами провожаю носилки с лежащей Миланой.
— Ждите здесь, — и медсестра закрывает перед моим носом двери.
Время идет мучительно долго. Я несколько раз прошу медсестру в приемном покое узнать, все ли нормально. В очередной раз она строго выговаривает мне, что надо успокоиться и что мне сообщат сразу же, как будет что-то известно.
Я не могу ни о чем думать. Пока мозг отказывается анализировать. Все мои мысли только об одном — я молюсь, чтобы Милана выжила.
83. Дамир
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем открываются стеклянные двери и выходит тот самый врач. Все эти долгие минуты и часы я сижу в полутемном коридоре больницы. Моя голова пуста от мыслей. Я не могу ни о чем думать.
Завидев врача, сразу же подхожу к нему. Он снимает с уставшего лица маску.
— Вы кто больной? — спрашивает меня.
Что ответить?
— Родственник, — решаю сказать так. — Самый близкий родственник.
— Хорошо. Привезите ее документы. Полис, паспорт.
— Что с ней, доктор? Как она?
— Уже все позади. Состояние стабильное. Вы вовремя привезли ее. Вещество не успело впитаться в кровь. Но, сами понимаете, такие поступки не остаются без последствий. Ей нужна помощь. Психологическая. Вы — родственник. Вы знаете, в чем причина?
Сжимаю зубы. Знаю. Но не готов обсуждать ее с кем-либо.
— Я могу ее увидеть? — спрашиваю с надеждой в голосе.
— Нет. Она в реанимации и под наркозом. Мы не знаем, когда она придет в себя и как поведет себя. За ней следят.
— Если нужны деньги, назовите сумму, доктор.
— Нет, пока ничего не надо. Вы можете идти домой.
И потом, как будто что-то вспоминает, добавляет:
— Муж есть у нее? Или постоянный партнер?
Я хмурюсь. К чему такие вопросы? Уже иначе смотрю на врача. Не как на специалиста, а как на мужчину.
— Есть, — отвечаю твердо. — Какое отношение это имеет?
— Есть подозрения, что эта женщина беременна.
При этих словах у меня как будто что-то отрывается в груди и тяжким грузом падает прямо к ногам. И тут же проступает холодный пот.
— О чем Вы? — спрашиваю и не узнаю свой собственный голос. — Кто беременна?
— Ну, женщина, которую Вы привезли. Это пока предварительно. У нее повышенный прогестерон. Более точные анализы мы проведем позднее.
— Жив?! Ребенок жив, доктор?! — перебиваю я его.