Отданная Зверю

Дивеева Лара

— Сначала вызови врача, пусть осмотрит ее и проверит, беременна или нет. Если нет, то делай с ней что хочешь. Но учти: ребенок у нее будет только от моего сына.

— Второй ребенок, — усмехается Массимо.

— Ну да, первый твой.

В этой комнате, полной страшных, бездушных людей, я не знаю, к кому взывать.

— Дон Леоне, — начинаю с него. — Я вас не предавала. Вы велели мне соблазнить Зверя, и я это сделала.

Слышу, как Массимо скрипит зубами, и меня заполняет тихое торжество. Хоть какой-то способ ему досадить.

— Врешь! —

орет Дон, и я вздрагиваю от его крика. — Ты договорилась, что он оставит вас с будущим ребенком на острове!

Об этом я не говорила никому, уж точно не Гайдо. И я не договаривалась, Зверь сам на этом настоял и не дал мне выбора. Только если кто-то подслушивал или…

Софи.

Она очень хочет остаться на острове и все время об этом говорит. Возможно, Гайдо принял ее слова за чистую монету.

Дон с силой толкает меня к стене, давит предплечьем на горло.

— Ты сдохнешь здесь, Изабелла Агати, но сначала ты поможешь мне разобраться со своим братом и родишь мне внука. Это понятно? Понятно?! Отвечай!

Одними губами говорю «да», потому что не могу дышать.

Он отпускает меня, и я падаю на пол. Закашливаюсь, хватаюсь за горло.

— Дон, вы и сами знаете, что за человек ваш сын. Со Зверем нельзя договориться. Он сам решает, что делает и с кем. — Так и остаюсь на полу на коленях. Я готова ползти за Доном тысячу миль, только бы он обещал мне главное: безопасность Софи. — Я все сделаю, как вы скажете, не стану ни в чем вам противоречить, только умоляю вас, пожалуйста, защитите мою дочь. Не вымещайте на ней свой гнев, она ни в чем не виновата. Нас забрали с острова, но ее везут отдельно. Пожалуйста, пощадите ее, ей будет очень страшно без меня, позвольте нам быть вместе…

Продолжаю увещевать, почти ничего не вижу из-за слез. Дон слегка приподнимает брови и смотрит на Массимо. Тот что-то шепчет ему на ухо. Мне кажется, я слышу слово «Зверь».

Они оставили Софи на острове?!

Дон поворачивается к охране.

— Уведите ее!

22

Спать невозможно.

Сколько сейчас времени? Полночь? Позже?

Софи так и не привели ко мне. Ее оставили на острове среди жутких преступников.

Я охрипла от крика, не осталось сил стучать в дверь и биться о нее всем телом.

Меня трясет, ломает. Если бы не Софи, не мысли о ней, мне бы хотелось умереть, потому что все потеряло смысл, сместилось, исказилось. Пласты моей жизни сдвинулись, и под ногами разверзлась бездна.

В ушах шум, словно взлетает самолет.

Все тело дрожит.

Не знаю, открыты мои глаза или нет. Вижу только темноту. Непроглядную.

А еще я вижу прошлое. Вспоминаю многое и вижу его по-другому.

Например, то, что Массимо ненавидел моего отца и несколько раз предлагал мне сбежать к Дону Леоне.

Или то, что он признался мне в любви в нашу самую первую встречу. Он был одним из охранников, отвозивших меня

в академию, и пока он нес мои вещи, признался, что давно в меня влюблен. Я только тогда впервые его заметила, но влюбиться в него не составило труда, потому что он изумительно красив. Атлетичный, привлекательный с яркими голубыми глазами. И сейчас я задаюсь вопросом, почему его признание не показалось мне подозрительным. Когда он мог в меня влюбиться, если я почти все время проводила в академии синдиката? Однако в то время я не задалась этим вопросом, потому что влюбилась в его нежность, страсть, в его поддельное восхищение мной. Влюбленность слепит.

Как оказалось, влюбленность не только слепит, но и калечит.

Массимо поймал меня на крючок. Либо пытался выслужиться перед моим отцом и заполучить высокую должность, либо был заслан Доном Леоне, чтобы шпионить за семьей Агати. Скорей всего, второе. Массимо без труда уговорил меня сбежать с ним из родительского дома, держал меня в глуши, наверняка ждал указаний Дона Леоне…

Мой отец выстрелил Массимо в спину. Убил его. Однако кто-то его спас, вернул к жизни. Значит, среди людей отца были и другие предатели.

В те годы отец сотрудничал с Доном Леоне, однако, как говорится, именно друзья однажды становятся самыми опасными врагами.

Где-то невдалеке раздается голос, любимый и ненавистный. Массимо заходит в мою комнату. Раньше он был любовью всей моей жизни. Ради него я совершила сумасшедшие поступки, немыслимые.

Вот такой урок. Нельзя идти на сумасшествие. Никто этого не достоин.

— Ты меня слушаешь, сука? Знаю же, что не спишь… Раздвигай ноги!

Я все еще в футболке Зверя, но она больше не пахнет им и не приносит мне покой.

Возможно, я умру в этой футболке.

Левый глаз заплыл после ударов Дона, им я почти не вижу. Правым тоже ничего не вижу, потому что не хочу видеть Массимо. То, как он грубо раздвигает мои ноги, спускает свои джинсы и ладонью растирает свой член.

Я смотрю только внутрь себя.

Массимо смотрит мне между ног, скалится, быстрее работает рукой.

— Помнишь, как я сорвал твою вишенку? Или как ты там это называла… У меня еле вставал, когда ты несла ту херню. Никакая это не вишенка, а дырка. Мокрая дырка для траха. Была тесная дырка, потому что я был твоим первым, а теперь тебя наверняка так пропахали, что никакого удовольствия не будет. Да и после родов становится не дырка, а обвислая дыра. — Дергает меня за футболку, заставляя сесть. — Соси сначала!

— Где Софи? — спрашиваю хриплым шепотом.

— Соси, сказал! — орет во всю глотку.

Хватает меня за волосы, тянет на себя, когда слышу строгий женский голос из дверей.

— Дон Леоне велел не трогать Беллу, пока ее не осмотрит врач на случай беременности.

Мой единственный незаплывший глаз тут же открывается. Кто эта бесстрашная женщина?

По униформе и буклям узнаю домоправительницу Дона Леоне. Когда мы были здесь в прошлый раз, она заботилась о Софи. Хорошо заботилась.