Отдать душу (сборник)
Шрифт:
Эхо умолкло, чтобы больше не возвращаться.
Я вздохнул и вышел в сад. Весело светило солнце, яростно били фонтаны, остервенело щебетали птицы. Среди деревьев мелькнула огненная грива.
– Стой!
– крикнул я и побежал за пламенем.
– Подожди, я хотел спросить.
Но лев не остановился. Я бежал за ним, не заметив, как пронесся мимо пруд с лебедями, как промелькнула аллея, как выскочил сквозь прозрачные ворота...
Тогда я понял, что потерял найденный было город. Пейзаж вокруг был привычен до невозможности. Я резко обернулся. В воздухе медленно таяла аллея и золотой дворец вдалеке, и три фигуры. Лев - яростная
Видение растаяло. Чем бы оно ни было, оно справилось со своей задачей. Во мне просыпалась кипучая энергия. Я бодро шел по улице. Я знал, куда я шел, я знал, что мне делать. Солнце бешено светило мне в спину, и весело щебетали птицы. На душе посветлело. Все получится.
Вот только три фигуры не отпускали меня. Лев, вол и орел. Лев, вол и... Лев...
Господи, неужели все начинается по новой?..
ВЕЩИ
Я заметил, что за мной шпионят вещи,
Смотрят так многозначительно и веще,
Будто молча обещают Страшный Суд...
Леонид Филатов
1
– Тащи, проходит.
– Да тащу я, тащу!
– Мать твою, кто ж так тащит? Ты чё, не завтракал? Ты...
Дальше грузчик выдал такую тираду хорошим грузчицким матком, что если б она здесь была приведена, покраснела бы бумага. Грузчиков сейчас было двое. То есть, вообще-то их было четверо, но двое уже куда-то исчезли. Выглядело это очень невинно:
– Валентин Николаевич, я в ларек за сигаретами сбегаю?
И еще через пятнадцать минут:
– Валентин Николаевич, я сбегаю Митьку потороплю?
Теперь их не было, причем не было вот уже полчаса. Грузчиков осталось двое. Один, за сорок, постоянно матерился, другой, лет двадцати, всю эту матерщину выслушивал. Валентину надоело наблюдать, как эти двое выгружают его мебель, особенно ему надоело звуковое оформление, под которое проходила разгрузка. Он оторвался от стены, на которую до того опирался, прошел мимо машины, забежал в подъезд. Лифт гудел, как зверь, но поднимал вверх довольно медленно. На то, чтобы с первого этажа подняться на семнадцатый, у Валентина ушло около минуты. Двери поползли в разные стороны, открывая проход, и он вышел на родной теперь этаж. Двери в межквартирный холл и в квартиру были распахнуты. Валентин прошел в квартиру, закричал с порога:
– Лена! Ленусик, ты тут?
Жена высунулась из кухни почти сразу:
– А, Валечка, иди сюда. Познакомься, это наши новые соседи.
Валентин прошел на кухню и обнаружил там огромного мужика с красной рожей и необъятную бабищу в цветастом халате.
– Здравствуйте, - поздоровался Валентин.
– Здорово!
– забасил мужик, обхватывая его ладонь своей огромной потной ручищей.
– Меня Борей звать.
– Валентин, очень приятно. Будем знакомы.
– Так за это дело надо...
– Мужик мечтательно закатил глаза, явно на что-то намекая.
– У?
– Чего?
– не понял Валентин.
– Ну обмыть надо, - пояснил мужик.
– А-а, так мы еще только разгружаемся и...
– Так я же не сейчас предлагаю, что я, некультурный - с утра пить? удивился Боря.
– Вечерком отметим.
– Хорошо, а сейчас я пойду, а то там
– Правильно, - забасил мужик, - беги. Грузчики - это такое дело, тут без присмотра никак!
Валентин пожал лапу мужику, сказал "до свидания" его жене, подмигнул Лене и побежал вниз. Пришел он как нельзя кстати. Грузчиков по-прежнему было двое, и занимались они не своими прямыми обязанностями, а диспутом. Диспут на тему: куда пойти старушке, которая попросила их не материться на весь двор. Старушка уже побледнела и была готова хлопнуться в обморок.
* * *
Вечером они сидели в новой квартире за импровизированным столом. Кругом был бедлам, валялись еще не распакованные коробки, мебель была расставлена только в первом приближении, но гостей это, кажется, не смущало.
– Ты б хоть показал свои владения, сосед, - загрохотал после очередной рюмки Борис.
– А то держишь на кухне, даже как-то неприятно.
– А, эт-пожалуйста, - выдавил из себя захмелевший Валентин.
– Леночка, может, ты как хозяйка покажешь?
Лена поднялась, а за ней и остальные выползли из-за стола и пошли блуждать по квартире. Они осмотрели комнату, в которой сидели, кухню, коридор, еще не приведенные в порядок.
– А вторая комната?
– поинтересовался Борис.
– Квартира ведь двухкомнатная.
– Понимаешь, тут такое дело, - смутилась Лена.
– Ну, в общем, после коммуналки мы еще ничем не обзавелись, а мебель из одной комнатушки по двум комнатам не расставить. Там ничего пока и нет.
– Ну, раз такое дело, - добродушно загрохотал Борис, - могу вам диванчик отдать. Он, правда, не новый, но на первое время, так сказать.
– Боря, - чуть ли не впервые за вечер подала голос жена Бориса.
– Это для дачи.
– Да ну еще, - отмахнулся Борис.
– Дача, дача. Только и слышишь от тебя, что дача. На даче и так барахла хватает, а тут... Давай, сосед, пошли мебеля таскать!
Валентин вышел вслед за Борисом в межквартирный холл. И уже минут через пятнадцать, после осмотра достопримечательностей соседской квартиры, Валентин вместе с Борисом волок диван. Вернее, волок его Борис, а вместе с диваном и Валентина, который только и умудрялся, что пальцы отдавливать в дверных проемах.
Потом долго обмывали диван, потом был какой-то провал в памяти, потом разошлись. Потом Валентин проснулся наутро с головной болью и мерзостным привкусом во рту. Проснулся он на подаренном диване, и диван ему сразу не понравился. Валентин чувствовал напряженные пружины дивана и какую-то его сердитость и обиженность. Ну вот, допился, уже диван сердитым и обиженным кажется. Или не кажется? Валентин хотел встать, но от самого незначительного движения ему сделалось так дурно, что он без сил растекся по дивану и застонал. На стон тут же прибежала Лена.
– Живой?
– поинтересовалась она.
– Местами, - слабо отозвался Валентин.
– Погоди, - сказала жена со смесью жалости и раздражения в голосе, сейчас кефира принесу.
Кефир не оказал того чудодейственного воздействия, какое ему приписывают, и Валентин провалялся на диване до обеда. Единственная мысль, которая все это время не давала ему покоя, была о диване. Диван казался грубым, сердитым ворчуном, обиженным и потому ощетинившимся на него. Валентин не заметил, как начал говорить с диваном, просить его стать чуть помягче, но диван, как нарочно, немилосердно всаживал ему в бока свои напряженные пружины.