Отдать душу
Шрифт:
— Ты убил. Ты убил подло, ты предал.
— Слушай, кончай это.
Андрей молчал, понуро опустив голову.
— Андрюха, ты чего? Ну что случилось?
— Твой дом умер.
— Знаешь, — разозлился Валерка, — мне это надоело. Нельзя так смотреть на мир! Откуда эти розовые очки? Что случилось? Если говорить твоим языком, то дом умер еще тогда, после смерти отца. И это был не мой дом. А мой дом родился.
Ну как было с ним разговаривать? В одном он был прав, дом умер не теперь, он начал умирать давно. Наверно, это случилось после ухода Анечки. Но умер он только теперь. Не было в нем больше книг, цветов,
Андрей молча собрался и вышел. Валерка еще что-то кричал ему вслед, но это его не трогало. Умерло, все умерло. Умер тот оазис, тот кусочек рая на земле. Умер спокойный, тихий, добрый, уютный, умиротворенный, всегда радушный и всегда гостеприимный дом. Родилась еще одна стандартно обставленная, средне обозленная квартира.
Андрей шел по улице. Свистела метель, швыряла ему в лицо колючки снежинок, рвала одежду. Что случилось? Да, умерли два старика, да, от его друга ушла девушка, да, друг сменил ее на другую, да, эта другая ему не нравится. А ему какое дело? Да, друг сам сильно изменился. Ну да! Да, черт возьми! Но все это случилось давно. А что произошло сейчас?
Сейчас умер тот единственный уголок на земле, где он чувствовал себя счастливым, где забывал про свои горести, где все было тепло, красочно, добродушно и улыбчиво. Где все было светло. Свет! Свет потух, был и нету. Кто-то нажал выключатель, бац, и стало темно. Вопрос только в том, сможет ли этот кто-то нажать на выключатель еще раз.
Андрей шел домой, из одной квартиры в другую. Метель заметала его следы, неистовствовала за его спиной. Андрей шел все медленнее и медленнее, пока совсем не остановился, а потом вдруг развернулся и бегом побежал назад.
Утро окрасило мир в розовые, голубые и кремовые тона. Зимнее солнце било в окно, освещало комнату. Андрей потянулся, открыл глаза. Со стены на него смотрели фотографии, мягко улыбались. Андрею стало тепло и уютно от этих взглядов. Он поднялся с кровати и пошел на кухню. До двери не дошел, что-то бросилось в глаза. Что-то необычное, чего раньше не было. Он замер, долго соображал. Он боялся поверить в это, сердце сумасшедше заколотилось в груди. Андрей подошел к окну. На подоконнике стояла плошка, за которой он вчера вернулся к Валерке. Плошка с высохшей, не подававшей никаких признаков жизни, лианой.
В этой плошке сквозь кучу сухих листьев и стеблей пробивался свежий зеленый росток старой новой лианы.
— Прижилась, черт подери!!! — проорал счастливый Андрей на всю квартир… Нет, на весь дом.
СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ
Дядя Валя, Валентин Федорович Зотов, тут же выразил желание побыть электросексом, который лечит и двигает глазами. После уточнения терминов он согласился быть экстрасексом.
— Экстрасенсом…
— Ну ладно… экстрасенсом…
Давно Максим сюда не захаживал. Раньше, когда учились в школе, потом в институте,
Максим бродил по комнате, которая когда-то казалась такой огромной. А теперь то ли он уже не шестилетний мальчик, то ли комната уменьшилась. Максим остановился возле книжных полок, стал изучать их содержимое. Вошел Толик, вытирая о себя мокрые руки:
— Извини, Макс, дела семейные.
Толик знал Максима с шестилетнего возраста, а потому называл его, в зависимости от настроения, на разные лады: то Максом, то Максимычем (хотя Максимова отца звали Денисом), то Ксимычем, то вообще Симычем, а иногда и еще как. Максим не обижался на этих «Симычей-Ксимычей». Он не обиделся даже тогда, когда пятнадцатилетний Толик, посмотрев какой-то импортный фильм и нахватавшись оттуда дурацких словечек, пару дней называл Максима «дыркой в жопе». А чего обижаться, когда эта «дырка в жопе» прозвучала не грубо с насмешкой и издевкой, а как-то шутливо и по-доброму.
— Представляешь, Макс, жена заставила посуду мыть. «Я, — говорит, — работаю, как и ты, так что будь добр хоть что-то по дому делать. Я, — говорит, — не лошадь». А я что, ее с лошадью сравнивал? Да будь она на лошадь похожа, разве б я на ней женился? — Толик говорил вроде как серьезно, но в глазах плясали черти.
— Совсем ты обленился, черт женатый. Я вот с работы прихожу и сам себе жрать готовлю, и посуду мою, и стираю, глажу, ну, в общем, все сам.
— А ты жил бы с мамой, она о тебе и заботилась бы.
— Не хочу.
— Ну тогда женись.
— Ладно, подумаю. Я вот тебе книжку твою принес.
Максим протянул Толику книжку — это были красиво изданные «Хроники Амбера» Роджера Желязны. Толик взял книгу, глаза его загорелись.
— Прочитал?!
— Прочитал, — подтвердил Максим.
— Ну как?
— Ничего, приятно.
— Ничего? Да это ж потрясная книжка!
— Ну я бы не сказал, что прям потрясная, но вполне.
Толик, явно не согласный с другом, стал, как ему казалось, красочно расписывать достоинства книги, сюжета, языка и стилистики. Макс слушал вполуха, потому как со стороны эта бурная речь звучала как лекция по литературе с урока из десятого класса. Литература, школа… В голове поскакали мысли.
Вот интересно, чему учит литература? Не Литература, а то, что у нас проходят в школе. Ну, русские народные сказки — это вообще! Ты мне — я тебе. Не стреляй в меня — я тебе пригожусь. Не ешь меня — я тебе песенку спою. Не… — я… Хм, а это стремление в сказках к лучшей жизни? В чем счастье? Не в знаниях, не в умении творить, а в том, чтобы поплотнее набить свой желудок, побольше есть, помягче спать и ничего при этом не делать.
Ладно сказки, а для тех, кто постарше? Одна изменила мужу и утопилась в пруду, таким образом нарушив сразу два Божьих завета. И что? А ничего — стала лучиком света в темном царстве. Мораль? Нарушайте мораль общества и останетесь жить в веках. Достойно Джека Потрошителя.