Отдай свою душу
Шрифт:
Выхожу. Передо мной тапочки… А дальше все строго по протоколу. С ним так всегда. Наверное, поэтому я и предпочитаю передвигаться сама. Уже сидя в машине:
— Да, знаю я, Матвей Ильич, пороть меня надо!
— Отец запретил.
— А мы ему не скажем.
— А что сама?
— Что?
— Сыновей ни разу не выпорола. С девками ещё сложнее.
— Ну, была б нормальной матерью, уже б давно.
Ухмыляется:
— Когда вы собираетесь обговаривать план посещения парка развлечений с господином Свиридовым?
—
— Анжел, — ему можно, — мне нужно знать, что он будет придерживаться нашего плана.
— Если нужно, то будет.
— Спасибо!
У меня ещё пара часов для сна. Телефон. Целую фотку спящего Жени. Спи, мой родной, пусть у тебя будет легкий день!
***
— Мама, вставай! — дергает меня за прядку Петя. — Уже пора, деда зовёт!
Очередное подергивание и он поймался! Утягиваю его к себе под одеяло.
— А я хочу ещё поспать, давай скажем ему, что на кровати сонное проклятье и как только ты ко мне прикоснулся, тоже уснул.
— Но я не хочу спать! — возражает с сомнением.
— А придётся! — не оставляю я ему ни единого шанса вывернуться, прижимаясь своей щекой к холодной щёчке. Он уже и на улице успел погулять.
Не кричит и не возмущается.
— Ма-а-ам…
— Да-а-а?
— А там тебе Стеша кашку приготовила… вку-у-усную! А скоро она станет холодной и склизкой… — искушаете, значит, Петр Романович… а Евгеньевич было бы лучше… эх-х-х…
Щека округляется от его довольной улыбки. Молниеносно развернув свою голову, чмокаю и, перенеся его по воздуху на другой от меня бок, подальше от края кровати, выкрикиваю коронное:
— Кто последний, тот и застилает!
— Не-е-ет! — раздается крик уже далеко позади меня.
Я в пижаме, значит, можно к папе и так.
***
Осматривает меня с ног до головы. Я сама невинность, хорошо, что вчера была уже в пальто, а туфли догадалась спрятать за спину. Губы красила уже в машине под неодобряющим взглядом Матвея Ильича. И вернулась нормально… Ещё ж никто не проснулся, значит, не поздно!
Отец уже собран, последние документы отправляются в папку. Телефон в руке. Взгляд на часы.
— Какие планы?
— Сегодня дома. Просмотрю учебную программу. Дети со мной и Светой. Нужно уточнить всё с Ромкой по поводу завтрашнего похода. Пап, а может ну его? Отложим до лучших времён? Свалим на Ромку, для него ж это типично, — развожу руками я, изображая извинения Свиридова.
Осуждающий взгляд. Да ладно!
— Тем более может он и сам откажется, — приходит мне в голову гениальная мысль, которую я хватаю обеими руками и тяну в реальность.
— Мальчишки уже давно просили и раз уж подвернулся такой случай, и как там будет дальше ещё не известно, пусть сходят. Но чтобы все чётко.
Ещё несколько общих наставлений. Вопрос про Женю и надежда на то, что наш ночной разговор по душам
— Поняла, не дура, — поджимаю губы.
— Так ты всегда понимаешь, просто ведешь себя почему-то как она.
— Па-а-ап!
— Да?
— Люблю тебя! — бодро раппортую я, воздушный поцелуй и прощальный взмах.
***
— Пе-е-еть! — стараюсь орать как можно ласковей.
Подушки со всей комнаты возвышаются по центру кровати Джомолунгмой, окутанные белоснежной простыней. Но это не всё: творец сего чуда решил оживить пейзаж и весь мой запас трусов красного цвета стекает яркой раскаленной шелковой лавой из жерла постельного вулкана. Как художник я оценила…
— Петр! — к черту ласку.
— Да, мама? Правда круто застелил?!! — гордая улыбка до ушей. — Не вздумай разрушать! Я ещё Феде не показал, — не, ну, реально, творец! Да ещё и заботливый! По нынешним временам редкость…
***
Ромка бесит. Он бы лучше был таким сговорчивым, когда мне это действительно было нужно. Да, на всё согласен, да, протокол, так, протокол, и да, все расходы он берет на себя. Р-р-р…
***
Женя вне доступа… Он говорил про форум, но уже почти пять…
Света ловит меня за руку и тащит к себе в комнату. Жалею, что не поинтересовалась у отца, что конкретно он ей рассказал и насколько подробно. Мне совсем не хочется её тревожить.
— Эндж, прости, но последнее время я так замоталась, что у нас и времени не было спокойно пообщаться. Ты, как, солнц? — улыбается. От этой улыбки и раньше хотелось растечься лужицей у её ног или завалиться на спинку подставив животик и задрав лапки, а сейчас, когда она беременная, это вообще что-то потрясающее.
— Все в порядке, — мы уже у нее на кровати и я опять тянусь к её животику. — Катенька!
— Откуда ты знаешь? Паша сказал, что никому до рождения не скажет, — удивляется она.
— Свет, ты ж знала с кем связалась, мы тут все супершпионы, — ржу я. — Но Пашке не говори, я уже придумала как его…
— Не надо, Эндж!
— Свет, ты хочешь, чтобы Катенька была занудой с полным отсутствием чувства юмора? Не волнуйся, маленькая, — провожу рукой по мягчайшей бежевой кашемировой кофточке мило обтягивающей мою племяшку, — тётя Энджи не допустит такой несправедливости!
— Хорошо! Но не грубо!
— Свет, не превращай моего брата в тепличное растение, ему нельзя расслабляться, ему ещё пятерых детей растить!
— Каких пятерых? — с недоумением.
— А он что тебе не говорил?
— Что?
— Ну, Катеньку и ещё четверых будущих, — еле сдерживаюсь.
— Что?!!
Всё, сгибаюсь от хохота.
— Энджи, — легонько ударяет меня кулачком по коленке и, наконец-то, вновь улыбается.
Растягиваемся на кровати. Она на боку, я на спине. Гладит меня по голове.