Отдел деликатных расследований

Макколл Смит Александр

– Наверное, да.

Сагой звали их коллегу, занимавшуюся финансовыми преступлениями. У нее были проблемы с распределением веса.

– Не понимаю, как она в кресло влезает, – сказала Анна. – Но, наверное, я не должна думать о подобного рода вещах. Это ведь не принято, да? Мы обязаны игнорировать чужие задницы.

Ульф пожал плечами. Как можно игнорировать нечто настолько фундаментальное?

– Этот Хампус, – сказал он, – очень маленького роста, как сказал мне Блумквист. Он – лилипут.

Анна подняла бровь:

– Лилипут? Так разве можно говорить?

Ульф

ответил, что он не знает.

– Может, надежнее будет говорить «человек очень низкого роста». Не хотелось бы отзываться о ком-то уничижительно.

– Да, наверное, так будет лучше, – отозвалась Анна. – Попробуй только использовать в рапорте не то слово, тебе дадут по пальцам линейкой. Так, значит, он не карлик, да?

– Нет, насколько я понимаю, – ответил Ульф. – Спросил у Блумквиста, и тот сказал, что, как ему кажется, у карликов неправильные пропорции. В отличие от лилипутов – то есть, я хотел сказать, людей очень низкого роста. Они просто маленькие, но в остальном выглядят нормально.

Анна нахмурилась:

– Не знаю, можно ли тут употреблять слово «нормально». Может, лучше говорить «как человек в среднем». Никто не обидится, если ему сказать, что он не похож на среднего человека.

Они немного помолчали. Анна отпила еще глоток кофе; Ульф глядел в окно. Мимо шел человек в шляпе, надвинутой на глаза, с поднятым воротником. Когда он проходил мимо, то посмотрел в окно и их с Ульфом глаза встретились. Оба отвели взгляд.

– Должен сказать, – продолжил Ульф, – что я нахожу это немного странным. Подумать только, человек исключительно маленького роста – хозяин танцевальной студии. Блумквист говорит, он танцует с учениками. Трудно поверить.

– Чему тут удивляться, – ответила Анна. – Вполне естественно, что хозяин танцевальной студии – учитель танцев.

– Да, но ты только себе представь. Что, если ученица – человек нормального… то есть, я хотел сказать, среднего роста? Хампусу, должно быть, непросто танцевать с дамой, которая гораздо выше его самого? Как он, например, будет класть ей руку на плечи?

Анна покачала головой:

– Да, наверное, ему непросто приходится.

– Очень может быть, – согласился Ульф. – Но это, в общем-то, не наша проблема. Настоящий вопрос вот в чем: может ли этот Хампус быть тем самым человеком очень маленького роста, который ударил Мальте ножом под коленку? Я бы сказал, вопрос в этом.

– Я бы тоже так сказала, – согласилась Анна. Она посмотрела на часы. – Нам бы уже пора на работу; Карл, наверное, пришел уже пару часов назад и сидит там совсем один.

Ульф принялся собираться.

– Прошлым вечером видел по телевизору его отца.

Анна представила себе Ульфа, одного, у себя в квартире, как он смотрит передачу про моральные дилеммы.

– Он говорил про то, насколько это этично – критиковать чужой образ жизни.

Анна взяла со стола свой недопитый кофе.

– То есть?

– О, веганы, например, требуют от школ, чтобы те прекратили держать в классах животных. Ну, знаешь, там, морских свинок, хомячков и тому подобное. В школах, бывает,

устраивают живые уголки.

– Да, – ответила Анна. – Когда девочки были помладше, у них в классе держали морскую свинку. Чепуха какая-то, можно подумать, дети собираются есть этих зверушек. Так где у этих веганов собака зарыта?

Ульф улыбнулся:

– Они говорят, что таким образом в детские умы внедряются скотоводческие идеи.

– Да неужели! – взорвалась Анна. – У них вообще есть чувство меры?

Ульф не ответил. Он думал о том, что кто-то наверняка осудит его, Ульфа, за то, что он держит у себя Мартена. А если так, то что он, предположительно, должен сделать с собакой? Отпустить на волю?

Но Анна пока не готова была закрыть тему живых уголков.

– Морскую свинку, которую девочки держали в классе, звали Уолтер. По выходным ребята по очереди брали Уолтера к себе домой. Но потом его сожрала чья-то собака.

Ульф присвистнул.

– Какое несчастье.

– Да. Но что сказал на этот счет отец Карла?

– Сказал, это зависит от конкретной ситуации, – ответил Ульф. – Этим своим фантастическим голосом. И все как один принялись кивать. Стоит только ему открыть рот, а все вокруг уже кивают. Это поразительно.

Они вышли из кафе и пересекли улицу, направляясь к передней двери их учреждения. Эрик как раз тоже только что пришел на работу; он кивнул им в знак приветствия. Ульф заметил у него под мышкой свернутый в трубочку журнал, уж наверняка посвященный рыбалке, с фотографиями спиннингов, поплавков и прочей рыболовной параферналии – всего того, что делало жизнь Эрика терпимой, того, что было его надеждой и опорой. Ульф подумал о профессоре Хольгерссоне: что бы тот сказал о подобном образе жизни. Или что бы сказал Кьеркегор, если уж на то пошло. Он подозревал, что они оба это одобрили бы: простая, непритязательная жизнь, лишенная претенциозности и притворства, – чего нельзя сказать о многих других, гораздо более утонченных и изысканных существованиях.

– Бедный Эрик, – пробурчала себе под нос Анна.

– Нет, – ответил Ульф. – Не бедный. Счастливый Эрик.

Анна посмотрела на него с сомнением:

– Но ведь он не думает ни о чем…

– …кроме рыбалки. Да, но делает ли это его несчастным? Напротив: Эрик абсолютно счастлив. Он не знает сомнений.

У Анны был задумчивый вид.

– Как ты считаешь, чт'o Эрик думает о нас?

– Не имею ни малейшего представления, – ответил Ульф.

– Тобой он восхищается, – заметила Анна. – Он мне говорил, и не раз. Что ты добрый.

– Это очень великодушно с его стороны. Конечно, можно еще поспорить, кто из нас двоих – добрый. – Ульф помолчал. – К тебе он относится прекрасно, я это знаю.

Анна вспомнила, как Эрик однажды зимой пригласил ее к ним с женой порыбачить на льду. Ей пришлось срочно изобретать уважительную причину для отказа.

– Рыбалка на льду – невообразимо скучное дело, – заметил Ульф. – Сидишь над лункой и ждешь, когда у тебя клюнет.

– Знаю, – ответила Анна. – Бедный Эрик.

Ульф улыбнулся.