Отдел Химер
Шрифт:
Вытеревшись насухо, я надела чистую одежду и отправилась в свою комнату потрошить копилку. Не то чтобы там водилось много денег, но всё же.
Отец грозно нахмурил брови, едва я взялась за ручку двери.
— Куда?
— Майя, поешь хотя бы! — укоризненно вторила ему маман.
— Спасибо, мам. Я сыта, — стараясь не сорваться на истерический смех, сказала я и пулей выскочила из квартиры.
Живущий двумя этажами ниже хулиган и обормот Колян сидел на лавочке и курил.
— Маечка, Маечка, что прячешь под маечкой? — загундосил он свою дурацкую шутку, которой изводил меня уже года два.
Нет, не к добру он это. Не к добру. Слава богу, хоть
Решив, пока не соображу что к чему, отсидеться на даче, я неторопливо брела в сторону вокзала. Собственно, самой насущной проблемой оставалось где, собственно, жить. И на какие, извините, шиши это самое жилье снять. Мысли о финансах заставили меня круто изменить направление, и, всё ускоряя шаг, я понеслась к дому бывшего любимого. В конце концов, папаня его финансист? Финансист. Стало быть, денежки у него есть. Вот пускай и раскошеливается, толстосум проклятый.
Остановившись у коммерческого киоска, купила чулки и черную майку пятьдесят четвертого размера с металлистской символикой.
Как-то в разговоре милый прихвастнул, что папахен, мол, постоянно имеет дома не меньше пятидесяти штук налом. Так что, не особо задумываясь о таких вещах, как сигнализация, которую устанавливают на сейфы, и уж тем более об устройстве этих самых сейфов, я подбежала к элитному дому на набережной Москвы-реки и, одним махом перепрыгнув через забор, взвилась вверх.
Наверное, новичкам везет, так как, подлетев к окну, я еще раз попала в нужное время и в то самое место.
Собственно, папашу я ни разу не видела, но, судя по всему, не кем иным, кроме как хозяином, этот человек быть не мог. Одетый в парчовый халат поверх белоснежной рубашки с галстуком, он, сидя в кресле, курил сигару и смотрел новости. План мой был прост, как и всё гениальное. Чулок на голову я натянула загодя. А майка, на мне похожая, скорее, на балахон, полностью скрыла очертания фигуры. Встав на оконный отлив, я прикидывала, как половчее разбить окно и поэффектнее ворваться в комнату.
О том, что делать дальше, как-то и не задумывалась. Наверное, надеялась взять клиента на испуг. Хотя теперь кажется, что вряд ли бы это получилось. Говоря словами киношного мафиози: «Он скорее бы убил собственных детей, чем выпустил из рук деньги».
Не знаю уж, случайность это была или провидение… но хозяину вдруг зачем-то понадобилось открыть бронированного монстра, и я ломанулась сквозь стекло.
Пистолет сам собой прыгнул мужику в руки, и я почувствовала удар в грудь, отбросивший меня назад, к окну. Второй раз, правда, он выстрелить не успел, ибо я от души заехала ему кулаком в челюсть. Должно быть, полученная рана сыграла свою роль, так как в «нормальном состоянии» одним ударом я свободно убиваю взрослого мужчину.
Этот же просто вырубился, и мне осталось лишь по-быстрому взять то, что лежало прямо перед глазами. Не обманул милый, оказывается. Там было даже немного больше пятидесяти штук.
В запертую дверь кабинета уже кто-то ломился, и я, немного при этом порезавшись, выпрыгнула в ночь.
Успев на последнюю электричку, добралась до дачи и, стащив матрац — от греха подальше — в погреб, завалилась спать.
Опустившись на балкон, я прошла в комнату. За три часа
Сбрасывая на ходу одежду, прошла в спальню. Никаких изысков вроде обитых шелком лакированных гробов и мумий летучих мышей по углам не имею. Из «предметов роскоши» — лишь стальной лист толщиной пять миллиметров, которым наглухо заварено окно, да и тот я стыдливо задрапировала шторами. Дверцу в свой будуар тоже оборудовала крепким железом. От греха подальше. Существовало еще одно украшение, достойное алькова прекрасной дамы, но о нем как-нибудь после.
Раздевшись догола, включила комп, стоявший в спальне, и, ожидая, пока загружается «Винда», поставила кипятиться воду для кофе. Скоро утро, и, как всегда с наступлением рассвета, меня неодолимо потянет ко сну. А мне хотелось порыться в Сети. Все эти месяцы я очень осторожно лазила по разным чатам, пытаясь найти кого-нибудь из мне подобных. Зачем это делаю, сама не знаю. Видимо, подсознание играет в свои жестокие игры, внушая невеселые мысли о «тяжести одиночества».
Ведь если следовать логике, таким, как мы, надо держаться друг от друга как можно дальше. И в этом утверждении нет ни капли эмоций, один лишь сплошной прагматизм. Всё же, как ни крути, мы — хищники. И хочешь не хочешь, а, сами того не желая, вскорости станем наступать собратьям на пятки и «перебивать масть».
Вот так и появляются «Дозоры», мелькнула грустная мыслишка. Сначала «избранных» становится слишком много. Чуть погодя они начинают грызться между собой. А через годик глядишь — опаньки! — наиболее коммуникабельные уже сбились в стаю и выдали на-гора первый «указ» типа «только для членов клуба». И вступительные квоты повыше. Чтоб не лезли, понимаешь. Ну а дальше — пошло-поехало. Ведь еще древние говорили, мол, «ничто не объединяет так здорово, как общий враг».
Так что, возможно, мудрая природа, как всегда, нашла оптимальное решение, наделив таких, как я, не только ненасытной жаждой энергии «в чистом виде», но и закоренелым эгоизмом. А заодно и чувством самосохранения. Ведь не на пустом же месте появились все байки про вампиров, вурдалаков и прочую нечисть. Помните, у Стивена Кинга в его «Салимовом Уделе»? Жил себе тихо-мирно ма-аленький американский городишко. Жил-поживал, деток строгал да добра наживал. Пока не прибыл в это чудное местечко Главный Вурдалак.
Нет, я, конечно, уважаю Кинга. Но, согласитесь, такими темпами истребляя мирное население, да не просто выкашивая, подобно Третьей мировой, а попутно плодя себе подобных, то есть конкурентов, вряд ли бы он смог протянуть больше недели, а не то что столетия. Ведь под конец печальной и жуткой истории они даже грызунов съели, бедные.
В общем, я осторожно рыскала тут и там. Эдак ненавязчиво писала идиотские стишки, проникнутые, как мне казалось, чем-то эдаким, и… ничего.
То есть ответного бреда, конечно, хватало. Но всё это не то. Детский лепет, лишенный смысла. И мой призыв до сих пор так и остался гласом вопиющего в пустыне.