Отдел «Массаракш»
Шрифт:
Раулингсон выпучил глаза. Лицо грязевика стало белым, словно склоны меловых утесов, окружающие поляну. В голубых глазах застыла боль, одинокая слеза скатилась по гладко выбритой щеке.
…Птицелов метнулся вперед. Запрыгнул на останец, оттолкнулся от мягкого известняка одновременно руками и ногами. Выпущенная вслед пуля выбила из меловой глыбы фонтан пыли.
Но он уже мчался к утесам. Быстро, как ветер. Еще быстрее — как Луч света.
Над ухом фыркнуло, щелкнуло по барабанной перепонке. И только потом за спиною прогремел второй выстрел.
Птицелов не останавливался. Он
Но Птицелов не внял предупреждению и побежал еще быстрее. Ветер пустошей стал верным союзником, ветер подталкивал беглеца в спину. Были бы крылья, Птицелов взлетел бы над утесами.
Бежать, бежать, бежать! Не оглядываясь. Иного не оставалось! Прочь от темного живого корабля. Прочь от навязанного выбора. Прочь от судьбы иномирянина.
Я вам не Тусэй, господа насяльники, меня так просто не увезешь!
У Птицелова не было глаз на затылке, как у некоторых мутантов, но он как будто воочию видел Эспаду. Грязевик стоял на останце — высокий, тощий. Он прижимал приклад к плечу и держал Птицелова на мушке. Поглаживал пальцем спусковой крючок. Бормотал ругательства на родном языке, дергал острым носом. А потом ни с того ни с сего бросил карабин в одну сторону, плащ — в другую, спрыгнул с останца и, не обращая внимания на удивленные крики остальных грязевиков, припустил за Птицеловом.
Проворный, легкий. Злой, как бешеный упырь! И в портупее у него — «герцог». Последний аргумент на тот случай, если Птицелов окажется расторопнее…
Белесая земля пружинила под ногами, утесы двоились и троились перед глазами. Грохотали подошвы тяжелых ботинок, грохотало сердце, точно бубен шамана чучуни. Птицелов слышал за спиной равномерный топот: грязевик несся, как атомный локомотив. Откуда в его тощем и болезненном теле столько сил?
— Стой! — закричал Эспада, не жалея дыхания. — Дурак! — он сразу же споткнулся и приотстал.
Птицелов заскрежетал зубами, вытянул шею и наподдал еще. Вверх по взгорью, через сухой ковыль, потом по желто-зеленым мхам. Через облако меловой пыли, по старому следу от тяжелых траков.
Затем — по каменистой дороге, ведущей на дно искусственного котлована.
Массаракш! Куда это меня занесло? Норушкин карьер!..
Белые стены — в норках. На дне — ржавая громада буровой установки. Высоченная стрела покачивается от ветра и уныло постанывает. В тени буровой лежит ковш шагающего экскаватора. Земля вокруг тяжелой машины усыпана битым стеклом и проржавевшими узлами и приборами.
— Птицелов! — взвыл Эспада. — Погоди! Дикарь чертов! Ты все неправильно понимаешь!
Грязевик не унимался. Преследовал беглеца, будто автомат с программным управлением. Он медленно, но неумолимо сокращал дистанцию.
Птицелов обернулся. Эспада был растрепан, на лице застыла свирепая гримаса, а в глазах сверкало пламя.
И в следующий миг Птицелов поплатился за то, что отвлекся на преследователя. Он споткнулся, потерял равновесие и вылетел с дороги. Кубарем покатился по крутому склону, увлекая за собой камни и грунт.
Упал на дно карьера — в пышный
— Будь ты проклят! — прохрипел Птицелов; он был с ног до головы измазан известью, из разбитого носа и губ сочилась кровь.
— Молокосос! Ты ничего не знаешь о нашем мире! — заорал Эспада. — Ты ничего не знаешь о нас!
— Массаракш! — Птицелов сплюнул, поднялся.
Он стоял перед Эспадой на трясущихся ногах, грязный, оборванный, потерявший человеческий вид, но не забывший о человеческом достоинстве.
— Как я могу что-то о вас знать, если вы каждый раз врете?
— Тебе оказывают честь, дикарь безмозглый! — Эспада подошел ближе. — За тебя Раулингсон поручился! А ты его убил, кретин убогий! Руки бы тебе оторвать и упырям скормить!
— Таана все равно вылечат… — Птицелов попытался улыбнуться, но не тут-то было: ему показалось, что каждую мышцу на разбитом лице свело судорогой.
— Ну не знаю! — язвительно ответил Эспада, став на какое-то время опять Васку Саадом. — Ты, выродок, ему миокард перебил! А Раулингсон и мухи не обидел в вашем самом паскудном из Миров!
— Я не отправлюсь с вами! — закричал в ответ Птицелов. — Убирайтесь в свой массаракш!
— А чего же ты раньше не сказал? — нарочито изумился Эспада. — Зачем нам головы морочил? Я бы тебя пристрелил, и дело с концом! Способен он, видите ли, на контакт! Кишка у тебя тонка, заморыш! Не дорос ты до контакта, мальчик из леса! — он вынул «герцог», передернул затвор. — Или ты пойдешь со мной, или останешься в этом карьере навсегда. Я тебе не нянька! Это твой последний шанс!
— Отпусти меня, кто бы ты ни был! — Птицелов отступил на шаг.
— Не могу, — Эспада вздохнул. — Ты видел наши лица…
— Опять лжешь! — с ненавистью выдохнул Птицелов.
— Не тебе судить, чучело! Иномиряне — те, кому подчинялся Темный Лесоруб, — заперли вас в Мире, как пауков в банке. И смотрят сверху на вашу грызню, изредка подбрасывая очередную смертоносную игрушку. Они вводят в вашу бурную среду реагенты и собирают пенку для лабораторного анализа. Зачем они так поступают, не ведомо никому! Мы же помогаем вам, не жалея жизней! Нам приходится быть такими, как вы, хоть это нелегко, а временами — даже омерзительно! Нам приходится быть вами! Не смей обвинять меня и моих друзей в том, что мы слишком похожи на вас! Эта похожесть нам дорого обходится. Пойди спроси Марту: легко ли ей было выдавать себя за подстилку для делинквентов? Спроси! Она — там! — Эспада взмахнул рукой с пистолетом в сторону стены. — Помочь вам — это не зуб гнилой выдернуть. Нам нужно полностью раскрыть механизм ваших общественных процессов! Разложить факторы по полочкам! Получить доступ ко всем нервным узлам! И лишь потом, когда будет учтен каждый нюанс, мы сможем обратить ситуацию вспять! Когда появится на свет, окрепнет и встанет на ноги поколение, не знакомое с войной, мы уйдем из этого мира! А пока — мы боремся вместе с вами и за вас! А ты заладил: обманываете-обманываете! Слушать противно, честное слово!