Отделенная реальность
Шрифт:
Я сказал ему, что, по-моему, некоторые поступки людей были очень важны; я сказал, что ядерная война, определенно, была самым драматическим примером таких поступков. Я сказал, что для меня уничтожение жизни на замле было бы поступком чрезвычайно ненормальным.
– Ты веришь этому, потому что думаешь. Ты думаешь о жизни. Т ы н е в и д и ш ь .
– Разве я чувствовал бы иначе, если бы я мог в и д е т ь ?
– Как только человек научится в и д е т ь , он окажется один в мире, где есть только глупость. Твои поступки, точно также, как поступки других людей, в общем кажется важными для тебя, потому
Дон Хуан, должно быть, заметил мой удивленный взгляд и повторил свое утверждение три раза, как бы стараясь заставить меня понять. То, что он сказал, сначала звучало для меня, как ерунда, но поразмыслив об этом, я увидел, что его слова скорее напоминают мудреное утверждение о какой-то из сторон восприятия.
Я попытался придумать хороший вопрос, который заставил бы его прояснить свою точку зрения, но ничего не придумал. Внезапно я почувствовал сильную усталось и не мог ясно формулировать свои мысли. Дон Хуан, казалось, заметил мое утомление и мягко похлопал меня по спине.
– Почисти вот эти растения, - сказал он, - а затем покроши их в этот горшок.– он вручил мне большой горшок и вышел.
Он вернулся домой через несколько часов, когда уже близился вечер. Я окончил крошить его растения и имел достаточно времени, чтобы записать свои заметки. Я хотел сразу же задать ему несколько вопросов, но был не в настроении отвечать мне. Он сказал, что голоден и хочет сначала проглотить пищу.
Он разжег огонь в своей глиняной печурке и поставил горшок с бульоном, приготовленным на костях. Он заглянул в пакеты с провизией, и выбрал некоторые овощи, нарезал их на мелкие кусочки и бросил в котел. Затем он лег на циновку, сбросил сандалии и велел мне сесть поближе к печке, чтобы я мог поддерживать огонь.
Было очень темно; с того места, где я сидел, я мог видеть небо на западе. Края некоторых толстых облаков были изрезаны глубокими морщинами, в то время, как центр облаков был почти черным. Я собирался сделать замечание о том, какие красивые облака, но он заговорил первым.
– Рыхлые края и плотный центр, - сказал он, указывая на облака.
Его замечание было столь совпадающим с тем, что я собирался сказать, что я подскочил.
– Я только что собирался сказать тебе об облаках, сказал я.
– Значит, тут я побил тебя, - сказал он и засмеялся с детской непосредственностью.
Я спросил его, не в настроении ли он ответить мне на несколько вопросов.
– Что ты хочешь знать?– ответил он.
– То, что ты сказал мне сегодня днем о контролируемой глупости, очень сильно взволновало меня. Я, действительно, не могу понять, что ты имеешь в виду.
– Конечно, ты не можешь понять. Ты пытаешься думать об этом, а то, что я сказал, не совпадает с твоими мыслями.
– Я пытаюсь думать об этом, потому что лично для меня это единственный способ что-либо
– Я не сказал, что потеряет ценность. Я сказал: станет неважным. Все равно и поэтому неважно. Так, например, никаким образом я не могу сказать, что мои поступки более важны, чем твои, или что одна вещь более существенна, чем другая, и поэтому все вещи равны; и оттого, что они равны, ни одна из них не важна.
Я спросил его, не являлись ли его положения провозглашением того, что то, что он называет в и д ен ь е м , было, фактически, более "хорошим способом", чем просто "смотрение на вещи". Он сказал, что глаза человека могут выполнять обе функции, но ни одна из них не является лучше другой; однако, прицчать свои глаза только смотреть, по его мнению, было потерей необходимой.
– Например, нам нужно с м о т р е т ь глазами для того, чтобы смеяться. Потому что только когда мы смотрим на вещи, мы можем схватить забавные грани мира. С другой стороны, когда наши глаза в и д я т , тогда все равно и ничего не забавно.
– Ты имеешь в виду, дон Хуан, что человек, который в и д и т , даже не может смеяться?
– Возможно, есть люди знания, которые никогда не смеются, хотя я не знаю ни одного из них. Те, кого я знаю, в и д я т , но также и с м о т р я т , поэтому они смеются.
– Может ли человек знания плакать?
– Я полагаю так. Наши глаза смотрят, поэтому мы можем смеяться или плакать, веселиться или печалиться. Лично я не люблю быть печальным, поэтому, когда я наблюдаю что-либо, что в обычном порядке заставило бы меня опечалиться, я просто смещаю свои глаза и в и ж у это вместо того, чтобы с м о т р е т ь на это. Но когда я встречаюсь с чем-либо забавным, я с м о т р ю на это, и я смеюсь.$- но тогда, дон Хуан, твой смех действителен, а не контролируемая глупость.
Дон Хуан некоторое время смотрел на меня.
– Я говорю с тобой, потому что ты меня смешишь, сказал он.– ты напоминаешь мне тех пустынных крыс с пушистыми хвостами, которые попадаются, когда засовывают свои хвосты в норы других крыс, чтобы испугать их и украсть их пищу. Ты попался в свои собственные вопросы. Берегись. Иногда эти крысы обрывают себе хвосты, чтобы вырваться на свободу.
Я нашел его сравнение забавным и рассмеялся. Дон Хуан однажды показывал мне небольших грузунов с пушистыми хвостами, которые были похожи на толстых белок; картина, где одна из этих жирных крыс откручивает свой хвост, чтобы вырваться на свободу, была печальной и в то же время ужасно смешной.
– Мой смех, как и все вообще, что я делаю, реален, сказал дон Хуан, - и в то же время это контролируемая глупость, потому что он бесполезен. Он ничего не меняет, и все же я смеюсь.
– Но, как я понял, дон Хуан, твой смех не бесполезен, так как он делает тебя счастливым.
– Нет. Я счастлив, потому что предпочел смотреть на вещи, которые делают меня счастливым, и тогда мои глаза схватывают их забавные грани, и я смеюсь. Я говорил тебе это уже бессчетное число раз. Всегда следует выбирать тропу с сердцем для того, чтобы быть в лучшем для самого себя положении; может быть, тогда можно будет всегда смеяться.