Отдельные аномалии
Шрифт:
Вернулся на кухню, мимоходом зажег конфорку под чайником. Вытащил из холодильника бутылку, вскрыл, налил, выпил, закусывать не стал. Посидел молча. Когда чайник засвистел, намешал растворимого кофе, глотнул, закурил. Прислушался к ощущениям.
В груди отпустило. Но пахнет, пахнет.
Далее обследовал:
– кладовку. В картонной коробке, которую подозревал, обнаружил две вялые картофелины и одну луковицу. Никакого особенного амбре. Да, картошки купить, когда в магазин поеду.
– подвал. В прошлом году там дохлая мышь завалялась. Сейчас – ничего.
Идиот,
Ладно, решил Вадим. И это пройдет. Он взял кружку с кофе, сигареты, зажигалку, в который уже раз поднялся на второй этаж – дефектная ступенька теперь промолчала, – сел за стол, положил руки на клавиатуру. Сейчас, вот только допью, докурю…
…а смыслы все ускользают, и чтобы уловить их, нужно напрячь не воображение даже, которого традиционно, как он всегда считал, не хватает, и не логику, которой, опять же традиционно, всю жизнь девать некуда, только непонятно, что с ней делать… а что-то другое, идущее вот оттуда, сверху… Господи, как беспомощен я… ритмы, созвучия, смыслы, образы, память… но погоди, погоди, сейчас я уловлю…
В нос шибануло. И некто сзади вежливо произнес:
– Здравствуйте.
Вадим обернулся. В проеме двери завис неясный силуэт.
– …?
– Да неважно. Вы, Вадим Игоревич, сами все понимаете.
– …?
Перед глазами, справа налево и немного снизу вверх, проплыли черные пятна, три штуки. Опять возник тот самый кол в груди. Стало темно, тихо, и даже запахи исчезли.
Потом Вадим пришел в себя – во всяком случае, так ему показалось. На экране монитора все висели буквы, в которые он много месяцев пытался вложить смысл. И еще – звонил мобильный. Он понял – это почувствовала что-то и встревожилась женщина, любившая его.
Но ни разобрать смысла тех букв, ни ответить той женщине он не сумел. Ах, как жаль…
Зато и преследовавшего его запаха не стало.
Мгновением позже не стало ни звуков, ни света.
Значит, покой, подумал Вадим. Классика. Последний импульс памяти. Заслужил же я хотя бы это.
Тьма и безмолвие не ответили.
В память о том, чего не будет
Ключ мягко вошел в личинку. Сергей провернул его на один оборот, медленно нажал на ручку, потянул. Дверь не подалась.
Осторожно дернул раз, другой. Безрезультатно.
Чччерт! Ольга. Забыла отодвинуть засов. Никогда не забывает, а сейчас забыла.
Два ночи без нескольких минут. Черт.
Придется звонить. Не торчать же до утра на лестничной площадке. Не спать же в машине. И, тем более, не возвращаться же.
Он прикрыл глаза и увидел, как наяву, лицо Валентины.
Оживленное. Серьезное. Смеющееся. Сияющее радостью. Отрешенное. Умиротворенное. Исполненное любви, счастья, покоя. Опять отрешенное, только по-иному – печальное, словно опрокинутое в себя. Это он только что сказал: «Поеду».
Нет, возвращаться немыслимо. Позже… завтра… конечно, вернусь, без всяких «может быть», вернусь, больше всего на свете хочу – вернуться… и она
Значит, звонить.
Эх, ведь благополучно проскочил мимо поста ГАИ, хотя почти и не рассчитывал – далеко за полночь, машин мало. Алкоголя в крови всего ничего – что там, бутылка сухого на двоих, да и оставалось еще на донышке, не допили… снова ее лицо, глаза, руки…
Сергей помотал головой. С ГАИ обошлось, думал, и сейчас обойдется. Но не повезло.
Он надавил на кнопку звонка. «Бим… бом…» – мягко раздалось изнутри.
Тишина. Он напряг слух. За дверью ничего не происходило. Крепко спит… может, снотворное приняла… ах ты ж, Господи, нехорошо-то как…
Еще раз позвонил, теперь длиннее. «Бим… бом… бим… бом…»
Так, подумал он, сейчас откроет, и, значит, что? Итальянцы, Оль, понимаешь, позвонили уже под конец дня, попросили встретиться… ну да, прямо сегодня, они завтра улетают… Бизнес, ничего не попишешь… В «Антонио», а они, собаки, заводные – это ужас один, Роберто – тот серьезный такой, лысый и в очках, Марко здоровенный и кудрявый, и удержу никакого, представляешь? В каком смысле «то серьезные, то заводные»? Ну, Оль, по делу они серьезные, а жрать и пить заводные, понятно же! Образцы с собой привезли, Вальполичелло там всякое, Монтепульчано, я ж не могу пренебречь, работа у меня… Да ладно тебе, Оль, ну извини, ложись, спокойной ночи, родная.
Его передернуло от отвращения к себе. Я ведь Ольгу тоже люблю, подумал он, стиснув зубы. Как иначе-то, родной человек, роднее нет, двадцать лет вместе.
Эх, сердце! Вмещает двух, что ж я могу сделать…
Гадко-то как все…
Между тем Ольга не открывала. Он позвонил еще и еще, уже заводясь – что ж такое, на самом деле ночевать мне тут, что ли, на коврике под дверью, как собаке?!
Мертвая тишина. Только за соседской дверью, стык в стык, приглушенно и коротко проскулила собака.
Сергей вытащил мобильный. Дьявол, входя в Валюшкин подъезд, выключил его, а потом включить забыл.
Да, Оль, аккумулятор сел в телефоне, вот только в машине и подзарядил…
Он включил трубку, выбрал в записной книжке «Home», нажал кнопку вызова. В недрах квартиры заверещал монофонический канкан – сигнал их домашнего телефона. Верещал долго и безответно.
Что-то случилось, понял Сергей. Отчетливо понял, до волны холода вдоль позвоночника.
Сразу стал соображать абсолютно ясно, как будто не было длинного дня, муторного вначале и волшебного в конце. Повернул ключ еще на один оборот. Идиот, просто Ольги дома нет.
Ничего себе – просто… Натуральный идиот…
Вставил другой ключ, цилиндрический, в верхний замок, сделал три оборота. Беспрепятственно открыл дверь, вошел в квартиру.
Тихо, темно. Включил свет в прихожей, в спальне, в гостиной, на кухне. Никаких следов того, что Ольга возвращалась вечером. Форс-мажор, беспомощно подумал Сергей, и машинально отметил краем сознания, что даже панические мысли у него – будто из-под штампа.
Набрал мобильный жены. «Абонент не отвечает или временно недоступен…» И еще раз, и еще, и еще.