Отдельные аномалии
Шрифт:
…Господи, вздрогнул он, о чем я?! Ольга-то где?!
Раздалась трель мобильного – эсэмэска пришла.
Сергей лихорадочно разблокировал клавиатуру, открыл сообщение – «Этот абонент звонил вам 6 раз. Последний раз…» – и время. Около полуночи. И номер жены.
И еще одно сообщение: «Я у Кати. Телефон отключаю».
Он набрал номер дочери. Руки немного дрожали. Ответила Ольга:
– Алло!
– Что случилось? – закричал он.
– Случилось то, что Катерина заболела, Максим беспомощен, как не знаю кто, а тебя носит черт знает
– Это тебя носит… – закричал было он в ответ, но осекся. – Что с Катюхой?! – И крепко зажмурился, как в детстве, когда пытался отогнать от себя дурные мысли.
– Жить будет, – сухо сказала Ольга. – И все. Не мешай спать.
– Мне приехать?
– Очень ты тут нужен! – отрезала она и заключила. – Отстань.
Гудки отбоя.
Сергей положил трубку на стол, подошел к окну, бездумно вгляделся в вертикали окон соседних домов. Темно, почти везде темно, лишь кое-где свет.
Потом открыл холодильник, достал початую бутылку водки, взял из сушилки стакан, налил до краев, медленно выцедил. Перевел дух.
Прошел на балкон, закурил, облокотился на перила, уставился на двор. Господи, подумал он, как же мне теперь со всем этим?..
Закрыл глаза, увидел, как наяву, лица – Валентины, Ольги, снова Валентины, Кати, Сашки, Андрея, опять Валентины и опять Ольги…
А за что же это я выпил там, на кухне? – спросил он себя. Ведь наверняка не просто так…
Это я выпил, объяснил он себе, в память о том, что было. И о том, что будет.
Вернее – чего не будет.
День Хачика
– Стаканьё давай! – потребовал гость, свинчивая колпачок с бутылки ноль семь.
Хозяин обвел взглядом стол. Немудрящая закусь: килограммчик помидорчиков, полкило огурчиков, охапка лучку зеленого, неуклюжая пластина копченых свиных ребер. Два стопаря. Отодвинутая в сторону бутылка хорошего коньяку.
– Так вот же… – он показал на стопки.
– Совсем от рук отбился… – гость сощурил и без того узкие глаза. – Андрюх, ты чо?! Наперстки бы еще выставил!
Андрей вздрогнул, сконфузился и, неразборчиво бормоча о полнейшей затраханности текучкой, кинулся за стаканами. Действительно, кто ж спирт из рюмок или там стопочек пьет? Вытащил из шкафчика пару вискарных стаканов, торопливо сполоснул, поставил на стол. Вода еще нужна же… Перелил из пятилитрового баллона в стеклянный кувшин. Тоже бы сполоснуть его, кувшин-то, да заторопился что-то… Ладно, сойдет.
– Эх, – вздохнул гость. – Граненых-то у тебя нету, что ли?
– Не привередничай, Вадька, – огрызнулся Андрей. – Наливай уже.
Усмехнувшись, Вадим налил себе полстакана спирта, добавил воды. Андрей сделал то же самое. Известное дело – спирт каждый наливает себе сам, разводящих тут не полагается.
Взялись за стаканы с помутневшей смесью. Кивнули разом. Выпили не чокаясь, молча. Знали, за что пьют, слов не требовалось.
Закусывать не стали, сразу налили по второй.
– Семнадцать лет… – тихо произнес Андрей.
– Земля ему пухом, – отозвался Вадим.
Выпили, опять не чокаясь, но теперь уж и закусили – лучком для начала. Андрей сразу
Впрочем, в буддийских храмах Андрею бывать не доводилось. Ни в больших, ни в маленьких. Да и кореец Вадик к буддизму никакого отношения не имел.
– А ты знаешь, Андрэ, – проговорил он, не открывая глаз, – как Хачик в Ростов-то распределился?
– Да уж как-нибудь знаю, – откликнулся Андрей. – Он со мной перед тем советовался.
– Со мной тоже.
– Да мы с тобой об этом сколько раз терли…
– Угу…
Странная дружба, подумал Андрей. И была странная, и стала еще страннее. Собственно, в институте как-то особенно и не дружили. Общались много, пили вместе много, по девкам ходили, стройотряды, картошка, сборы военные – это да. В лаборатории при кафедре что-то вместе кропали с юношеским энтузиазмом. Знали один о другом, можно сказать, всё. Вот только дружба ли это? Андрей сомневался. Компания хорошая, по случаю слепившаяся, не более того. Да и не трое их было – гораздо больше.
А распределились по разным городам – и, собственно, всё. Поначалу раз в два – три года встречались всей группой, потом реже и реже. У каждого своя жизнь, свои новые друзья. И опять же – друзья ли?
А вот как Хачик погиб, так с Вадькой и настоящая дружба началась. Из всей группы только они двое в Ростов на похороны примчались: Андрей – из Москвы, Вадим – из Казани. Потому, возможно, что ответственность чувствовали – действительно, спрашивал Хачик у них совета насчет распределения. Очень в Ереван хотел распределиться, просто мечтал о Ереване. И предлагали ему туда. Не решился.
«Боюсь, – говорил он Андрею с сильным своим акцентом. – Ничего не боюсь, а этого боюсь, понимаешь, ара, э? Я армянин, а армянский неправильно знаю, у меня армянский бакинский, мне в Баку армянский армянский зачем был? А в Ереване ты, Андро-джан, можешь армянский вообще не знать, он может не знать, она может не знать, – он неопределенно кивал в сторону совершенно посторонних людей. – Вам за это ничего не будет. А мне позор. Ты как думаешь, э? Может, лучше в Ростов?»
Пожалуй, лучше, согласился тогда Андрей. А то действительно нехорошо как-то.
И Вадик, как потом оказалось, тоже с этим согласился. И поехал Хачик в Ростов. Решился бы в Ереван – глядишь, и не поминали бы его сейчас. Все же по-другому сложилось бы.
Сплошные неизвестные. Может, так и так, без их советов, Хачик сделал бы выбор, оказавшийся для него роковым. А может, в Ереване, которым он бредил, как правоверный еврей бредит об Иерусалиме, его тоже ждала гибель – ибо судьба…
Но неизвестные, они неизвестные и есть, гадай – не гадай, толку-то…
Андрей вспомнил те похороны. Черно-белая, с траурной лентой, фотография Хачика, сверкающего улыбкой – все тридцать два зуба наружу. А рядом гроб на табуретках. Закрытый, потому что от головы Хачика ничего не осталось. Попасть под вращающийся хвостовой винт вертолета – это… это слов не найти…